В России она оборачивается не только неурожаями, но и морем огня. И становится катастрофой для широких масс, а, следовательно, и проблемой для власти и политики.
Засуху этого года не только можно было предвидеть. Ее просто прогнозировали специалисты уже с конца 2009 года. Аномальные холода зимой привели к глубокому промерзанию почвы, и весной, при таянии снега, вода не впитывалась в еще не оттаявшие нижние слои и, обтекая их, просто уходила. К концу весны уже было ясно, что влагой пропитаны только верхние слои земли – и ее не хватит на все летнее время. К этому добавилась атмосферная засуха мая 2010, которая уже тогда начала высасывать влагу из земли. Ну и так далее.
То есть все можно было предвидеть еще за несколько месяцев. Конечно, тогда это выглядело умозрительными выкладками специалистов, а деньги в подготовку нужно было вкладывать большие. Тем более что финансирование этих «нерыночных сфер» вообще не пользуется особым приоритетом.
Почему запахивались и осушались противопожарные пруды – потому что эту землю можно было использовать с большей выгодой, хотя бы для строительства коттеджей тех, кто готов был за нее хорошо заплатить. Почему сокращались пожарные ставки и пожарные машины в сельской местности – потому что не хотели за них платить.
Хотя пожары последних лет, которые не успевали тушить просто потому, что пожарные машины были слишком далеко – уже все показали.
Но катастрофа и чрезвычайное положение по определению маловероятны. Иначе они не были бы чрезвычайным явлением. Чем событие катастрофичнее, тем оно маловероятнее. А с рыночной позиции – чем оно маловероятнее, тем меньше оно требует затрат.
Но в вопросах обеспечения безопасности страны, а это тоже вопрос обеспечения безопасности, нужно готовится не к тому, что уже было – это значит готовиться к прошлой войне, – а к тому, что может быть.
В России не только власть, но и общество вообще почти никогда ни к чему не готовы. Ситуация продемонстрировала утрату мобилизационной готовности. И готовности к самоорганизации. Потому что тушить стали тогда, когда пошли приказы тушить.
И та же армия, которая по идее является основной потенциальноготовой к мобилизационным действиям силой и структурой, включилась в процессы лишь тогда, когда уже после нескольких дней пожаров Путин поставил вопрос о ее привлечении перед Медведевым, а Медведев – перед министром обороны. До этого она либо не знала о пожарах, либо созерцательно наблюдала за ними, в частности, когда горели и ее собственные базы.
