- Да-да, слушаю! - хватал он одну за другой трубки.
- Он ушел.., - неслось поочередно из каждой.
- Что значит ушел?.. Как ушел? Куда?
- Сел в такси на проспекте Маркса... Наша машина, как всегда, пристроилась за "Победой", а он в это время... Но город уже перекрыт. Блокированы все дороги. Все такси взяты под наблюдение. Какие будут указания?
- Ах, болваны!.. - и еще долго потом, по затухающей, ругался матом, но оттого, что все как-то стронулось и пришло в движение, почувствовал не то чтобы облегчение, скорее азарт... Охота началась. А в каждой охоте охотник остается охотником, а зверь - зверем. И уже по инерции доругивался в остальные телефонные трубки, запоздало радуясь тому, что кругом одни болваны. С болванами трудно, - за все надо платить, - но с ними и спокойнее.
А зверь обложен и далеко ему не уйти.
Потягиваясь и похрустывая в суставах, подошел к стенке с академическими изданиями томов классиков революции. За книгами Ленина скрывался роскошный бар, забитый бутылками всех времен и народов. Коллекционные вина и коньяки из подвалов Европы, неисповедимыми путями оказавшиеся здесь, в его, Лаврентия Берии, кабинете-бункере, привычно, как и сотни лет до этого, в темноте веков ждали своего часа, своего праздника. И вот этот праздник наступил, но почему нет радости? Будто время выпило всю радость, бессмысленное время ожиданий и надежд, когда кажется, что все еще впереди, пока в какой-то момент не приходит понимание, что это ожидание и было жизнью. У времени не бывает ни прошлого, ни будущего, а есть только настоящее. И нужна, видимо, какая-то глубинная мудрость, чтобы просто жить. Сегодня и сейчас. Несмотря ни на что. Пусть даже на пределе сил человеческих. Словно передавая невидимую эстафету духа, над которым не властно время. Но он, Лаврентий, свой выбор уже сделал.
Щедро плеснул в хрустальный бокал французского коньяка столетней выдержки. Пил по-женски: мелкими глотками, отставив мизинец с перстнем, возможно, принадлежавшим самому Одиссею или Агамемнону - из бесценной коллекции Шлимана, вывезенной из Германии и упрятанной в тайники Лубянки, с глаз долой. Об этой коллекции не догадывался даже Сталин. И если раньше он, Берия, только ждал случая преподнести такой подарок своему Coco, то в последнее время с этим уже не торопился - будто золото постепенно брало над ним власть, и эта власть оказывалась сильнее власти желтоватых глаз старого уставшего от жизни вождя. А еще он верил, что жук-скарабей, выбитый на древнем перстне, принесет счастье.
