— Добрый вечер, — поприветствовал он гостей бодрым голосом и якобы только сейчас заметил. — Вы курите?
— В России водятся бациллы вредных привычек, — пошутил тесть. — Человек, подверженный слабостям, недостоин уважения, да что же делать, когда на душе мир и покой? Хочется добавить чего-то такого, что проходит у нас под грифом «нельзя». А ты что так поздно?
— Машина сломалась. Вызвал ребят, пока приехали, пока починили… Где Лиза? — поинтересовался Родион, падая в кресло.
— Ушла полежать, думаю, спит. Под дождь удивительно сладко спится. Знаешь, я видел тропические дожди, европейские, в Северной Америке и Южной… А только здесь дождь какой-то… родной. Да, нигде нет таких дождей, и не поют так голосисто птицы в лесах, только здесь. Неважно выглядишь.
— Устал. Пока пересчитали, сверили… Вы ужинали?
— Да, в ресторане. Ты не говорил, что у Лизы были сломаны пальцы.
— Не хотел огорчать вас, к тому же переломы срастаются. У нее несколько переломов было, а что? — насторожился Родион.
— Не села за руль из-за переломов. Может, так даже лучше.
— Конечно, лучше ей обходиться без машины, Лиза за рулем — убийца. Я голоден, да и ребята не ужинали, пойду и скажу Кире Львовне подать нам в столовую.
— Да, Роди! — остановил его Всеволод Федорович. — Хочу сделать тебе выговор.
— Выговор? — похолодел Родион. — За что?
— Когда я решил показать Эндрю и Виталию город, твоя прислуга пыталась остановить меня, кухарка не пускала Лизу со мной. Это что такое? Как она смела?
— М-м… простите ее. Э… после аварии Кира Львовна много времени проводила у постели Лизы, я ведь работал и… А постороннего человека боялся нанять, сейчас люди лишены ответственности. Она меня выручила… и… я ей доверяю. Она опасается за Лизу, опекает ее, если вы заметили…
— А я считаю, прислуга распущена, за это отругал дочь.
— Зря. Во всем виноват я. Хорошо, с Кирой Львовной поговорю. Никто не желает поужинать второй раз… выпить… м?
— Нет-нет, — отказался Всеволод Федорович. — Иди. Да! — снова задержал зятя тесть. — У меня есть предложение к тебе, полагаю, оно тебе понравится, но о нем завтра. Сегодня, вижу, ты никакой.
Зять ушел в дом, о, если б он оглянулся… Но не оглянулся, не увидел лицо тестя, его взгляд, наполненный даже не ненавистью, а чем-то пострашней, направленный в спину зятя.
Всеволод Федорович повернулся к Эндрю с немым вопросом, впрочем, тот понимал босса и без слов.
— Он на пределе, — сказал Эндрю. — Прилагает огромные усилия, скрывая настоящее состояние, ему плохо это удается, если вы заметили.
