— Звать-то как?
— Леха. Алексей.
— А я — Стефан Антонович. Не Степан, прощу заметить, а Стефан, — наставительно сказал он, пожимая мою руку через заборчик. — Но если и Степаном назовешь, тоже не обижусь. Заходи в гости, как обустроимся.
— Спасибо. Чего ж не зайти.
Черта с два я собирался к ним заходить, конечно. Мужик он вроде ничего, но в друзья набиваться не желаю. Хотя девчонка, конечно, классная. Интересно, где она учиться будет?
Да и молоток… Что он, переезжал в новый дом и молотка не купил? С собой не привез?
Тут бабка подкралась ко мне сзади и нудно забормотала:
— А курятник недоделанный. Недоделанный. Курей всех не словишь потом, пойдут в огороды, шло кобель чей унесет… Помидоры поклевают, ругань пойдеть…
— Ба, ну сейчас я.
Я со вздохом отложил Бушкова и пошел ремонтировать дверь. Куры, которые, по идее, должны быть благодарны мне за благоустройство жилья, дико шумели и пытались по очереди пробраться в щель, а петух Борька норовил меня клюнуть. Зараза. Не любил я его никогда, решит бабка зарезать, самолично башку отсеку.
Провозившись с полчаса, я гордо заманил бабку в курятник и показал свое творчество. Она критически подергала дверь, сморщила и без того морщинистое личико и сказала тоном миллионера, которому предложили за неимением другого транспорта проезжего частника на «четыреста двенадцатом» «Москвиче», а он опаздывает на аудиенцию к президенту, и отказываться смерти подобно.
— Сойдеть…
В бабкиных устах это равноценно вручению почетной грамоты, так что я спокойно мог возвращаться к чтению. Соседи тем временем разгрузились, загнали машину во двор, и теперь Стефан Антонович ковырялся с воротными петлями. Что-то у него там соскочило.
— Леш! — позвал он, заметив меня. — Помоги малость!
Я перешел дорогу. Он утер со лба капельки пота и кивнул на ворота:
— Подержи воротину на весу пару секунд, а я вот эту штуку всуну.
Я ухватил воротину за поперечный брус и, крякнув, оторвал ее от земли. Сволочь Суриков, свинцом он их внутри залил, что ли?
— Все, — скомандовал Стефан.
Блин. Богатырь…
— Тяжело? — участливо спросил он, глядя, как я отдуваюсь и потираю руки.
— Не рассчитал, — сознался я.
— Бывает. Спасибо. Может, пивка?
— Можно, — согласился я, зная, что батя сегодня не нагрянет, а бабка не учует. Мы поднялись на крылечко, он указал на лавочку и скрылся в доме.
Я посмотрел на коврик у входной двери — там стояли большие кроссовки «Пума», которые только что снял Стефан, легкие лодочки (мамашины, должно быть) и дешевые китайские черные кеды с резиновыми шипами, которые быстро стираются об асфальт, и с изображением футбольных мячиков. Это, наверное, ее. Девчонкины то есть. А лапа немаленькая, размер тридцать восьмой!
