— Это все? — спросила Анна.
— Да.
— Вы были трезвы? Вам это доказали?
— Да. — И мрачно добавил — Так вот каким, значит, был Гарри.
— Я рада его смерти, — сказала Анна. — Не хотелось бы, чтобы он долгие годы гнил в тюрьме.
— Но можете ли вы понять, почему Гарри, ваш, мой Гарри, связался… — И тоскливо добавил: — Мне кажется, будто его никогда не было, будто он нам приснился. Небось он все время смеялся над такими дураками, как мы?
— Возможно. Что из того? — ответила она. — Сядьте. Успокойтесь.
Мартинсу представлялось, что это он будет утешать ее, а не наоборот. Анна сказала:
— Будь он жив, то, возможно, сумел бы оправдаться, но теперь нужно помнить его таким, каким он был для нас. Всегда очень многого не знаешь о человеке, даже которого любишь, — и хорошего, и плохого. Поэтому нужно быть готовыми принять и хорошее, и плохое.
— Те дети…
— О господи, не переделывайте людей на свой лад. Гарри был самим собой. Не просто вашим кумиром и моим любовником. Он был Гарри. Занимался махинациями. Совершал преступления. Ну и что? Для нас он был тем, кем был.
— Бросьте эту проклятую философию, — сказал Мартинс. — Неужели вам неясно, что я вас люблю?
Анна в изумлении уставилась на него.
— Вы?
— Да. Я не убиваю людей негодными лекарствами. Не лицемерю, убеждая людей, что я лучший… Я просто скверный писатель, который пьет, не зная меры, и влюбляется в женщин…
— Но я даже не знаю цвета ваших глаз, — сказала она. — Если бы вы позвонили сейчас и спросили, блондин вы или брюнет и носите ли усы, я не сумела бы ответить.
— Не можете забыть его?
— Не могу.
— Как только с убийством Коха будет все ясно, — сказал Мартинс, — я уеду из Вены. Меня больше не волнует, кто убил Гарри: Курц или третий. Тот ли, другой — поделом ему. Я мог бы сам убить его при данных обстоятельствах. Но все-таки вы его любите. Любите обманщика, убийцу…
— Я любила человека, — ответила Анна. — И уже сказала — человек не меняется оттого, что вы узнали о нем что-то новое. Он остается все тем же человеком.
— Перестаньте же наконец. У меня голова трещит, а вы говорите, говорите…
— Я не приглашала вас.
— Заставили прийти помимо своей воли. Анна внезапно рассмеялась.
— Вы такой смешной, — сказала она. — Едва знакомый человек, приходите в три часа ночи и говорите, что любите меня. Потом сердитесь и начинаете ссору. Как, по-вашему, я должна была поступить или ответить?
— Я впервые вижу, как вы смеетесь. Засмейтесь еще. Мне это нравится.
— Не смеяться же дважды по одному поводу. Мартинс взял ее за плечи и слегка встряхнул.
