— Будьте добры, поднимитесь. Вторая дверь направо.
Есть люди, старательно объяснял мне Мартинс, в которых, сразу же признаешь друзей. С ними можно держать себя непринужденно, так как знаешь, что никогда, никогда не будет никаких осложнений. «Анна была такой», — сказал он. Я не понял, умышленно или нет в прошедшем времени.
В отличие от большинства артистических уборных эта была почти пуста: ни шкафа, набитого одеждой, ни наваленных на столе косметики и грима — на двери висел пеньюар, свитер, который Мартинс уже видел во втором акте, лежал на единственном кресле, на трюмо стояла неполная баночка с гримом. На газовой конфорке негромко шумел чайник.
— Хотите чаю? — предложила Анна. — Кто-то на прошлой неделе послал мне пачку. Знаете, иногда на премьерах американцы посылают чай вместо цветов.
— С удовольствием выпью чашку, — ответил Мартинс, хотя чая терпеть не мог. Он смотрел, как Анна неумело заваривает напиток: вода не вскипела, чайник был не прогрет, заварки недостаточно.
— Не понимаю, почему англичане так любят чай, — сказала она.
Мартинс выпил свою чашку быстро, словно лекарство, и смотрел, как Анна осторожно и с изяществом пьет маленькими глотками.
— Мне очень хотелось повидать вас, — начал он. — Поговорить о Гарри.
Это был ужасный миг: Мартинс увидел, как при этих словах губы ее плотно сжались.
— Да?
— Я знал Гарри двадцать лет. Был его другом. Мы вместе учились в колледже, а потом… редкий месяц не виделись…
— Получив вашу карточку, — сказала она, — я не смогла отказаться от встречи. Но, в сущности, говорить нам не о чем, не так ли? Не о чем.
— Я хотел узнать…
— Гарри мертв. Его нет. Всему конец, все позади. Что толку в разговорах?
— Мы оба любили его.
— Я сама не пойму, любила или нет. В таких вещах невозможно разобраться… впоследствии. Сейчас я знаю только…
— Только?
— Что мне хочется тоже умереть.
«Тут я решил уйти, — рассказывал Мартинс. — Стоило ли мучить ее из-за моей сумасбродной идеи?» Но вместо этого спросил, знаком ли ей человек по фамилии Кулер.
— Американец? Кажется, это тот самый, который принес мне денег, когда погиб Гарри, — ответила Анна. — Я не хотела их брать, но он сказал, что Гарри беспокоился обо мне… в последнюю минуту.
— Значит, он умер не мгновенно?
— Нет.
«Я стал удивляться, — продолжал Мартинс, — почему эта мысль так прочно засела у меня в голове. Потом подумал, что о мгновенной смерти мне говорил только сосед Гарри, больше никто». И он сказал Анне:
— Должно быть, перед смертью у него была очень ясная голова, потому что обо мне он тоже помнил. Значит, видимо, не очень мучился.
