- Море самое совершенное и законченное творение, - сказал Погосов, ему незачем меняться.
- Вы это к чему? - спросила Лера.
Погосов пожал плечами.
- А к тому, чтобы бросить... Бросить все к чертовой матери... и делать лишь то, что положено.
- Что бросить?
- Эту проклятую гонку!
- Вы ведь делаете то, что хотите.
- Э-э-э нет, надо всем доказать, мне нужна слава.
Разве объяснишь, что ему нужно на самом деле. Как известно, на свете счастья нет, но есть покой и воля. Именно воля. Лучшего смысла жизни не найти. Но и Пушкин не мог вырваться ни к покою, ни к воле... Вот опять труба зовет, пора взваливать свой крест. Он посмотрел на часы, постучал по стеклу: надо возвращаться.
- Вы уверены?
Глаза их встретились. В зеленоватой тьме ее глаз не было ни смешинки, ни ребячества, а было нечто серьезное, направленное прямо к нему.
Солнце то появлялось, то исчезало среди перистых облаков. Повернули обратно. Лера взяла его под руку, зябко прижалась и тотчас отстранилась, но Погосов решительно вернул ее к себе, они зашагали в ногу. Пальцы их сошлись, Погосов пожимал их и получал ответ, полузабытая, безмолвная игра.
Бледная тень облака перемещалась вместе с ними, и они никак не могли выйти на солнце.
- Помните у Блока, - сказала Лера.
Как мало в этой жизни надо
Нам, детям, - и тебе и мне.
Ведь сердце радоваться радо
И самой малой новизне.
- Да, да, - сказал Погосов, хотя ничего такого не помнил, - это
точно!
Дойдя до лодки, Лера уселась на перевернутое днище лицом к солнцу и усадила его рядом, плечом к плечу. Было приятно жмуриться от слепящего блеска воды, чувствовать тепло женского плеча. Давно oн не позволял себе расслабиться.
У нее был какой-то неясный акцент, еле заметный. Не хотелось расспрашивать, она тоже ни о чем не спрашивала. Сидеть вот так, не слыша тиканья уходящих впустую секунд. Он вдруг подумал: почему впустую, не слышать времени - это и значит жить.
Так они сидели, что-то происходило между ними, что именно, он не знал, потом увидел, как съежилась его тень на песке.
- Э-э, солнышко-то уже...
- Вам что, плохо сидеть?
В голосе ее было то откровенное обещание, что бывает у женщин, уверенных в своей силе. Погосов давно убедился, что обещания эти не оправдываются, но здесь была еще и настойчивость.
- Вы ничего не забыли? - спросила она.
- Что я мог забыть?
- А следы?
- Да, да... давайте показывайте, как это делается.
- Вы в самом деле не знаете?
- Ладно, не темните.
- Дело не в следах. - Она вдруг посерьезнела. - Вы могли бы отправиться со мною?
