– Может быть, – сказала она и улыбнулась такой улыбкой, что мне стало не по себе. – Но если вы еще раз появитесь на балу вместе с ней, то знайте: наши отношения кончены.
– Вы предъявляете мне весьма странное условие, – сказал я. – Вера – моя гостья, и я не могу ее не сопровождать.
– Значит, вы хотите сказать, что и дальше будете за ней ухаживать?
– В той степени, в какой меня обязывает долг хозяина, – сказал я.
– В таком случае проводите меня на место.
– Лиза, – сказал я, – ведь это же глупо. Вы меня ревнуете, хотя у вас для этого нет никаких оснований.
– Можете понимать мои слова, как хотите, но если вы не пообещаете мне, что больше не будете с ней появляться, я прошу отвести меня на место.
– В таком случае, – рассердился я, – извольте. Я провожу вас на место.
Танцуя, я подвел ее к тому месту, где сидела Авдотья Семеновна.
– Теперь поцелуйте мне руку, – шепотом приказала она, – чтобы никто не видел, что мы с вами в ссоре. А теперь уходите, я вас больше знать не желаю.
Авдотья Семеновна зорко следила за нами, она не могла слышать то, что мы говорим, но, очевидно, догадывалась, что мы ссоримся.
– What happened? [3] – спросила она громко.
– Ничего особенного, мама, – садясь рядом с нею, улыбнулась Лиза, – просто Алексей Викторович сегодня несколько нездоров.
Я пожал плечами и отошел. Вскоре танец кончился, подошли Вера с Костей.
– Почему вы не со своей невестой? – спросила Вера.
– Мы решили сегодня держаться на расстоянии. Я сейчас должен уехать и прошу вас собраться тоже.
– А разве мы не будем танцевать мазурку?
– Извините, у меня сегодня нет настроения, – сказал я. – Впрочем, вы, если хотите, можете остаться. Я попрошу Костю, и он проводит вас домой.
– Да нет, нет, я, пожалуй, тоже пойду, – сказала она, хотя, кажется, не прочь была и остаться.
– Как вам будет угодно, – ответил я, понимая всю безнадежность своего положения в том смысле, что мой уход вместе с Верой тоже будет воспринят как очередной вызов.
«Черт с ними, – говорил я самому себе, выходя с Верой на улицу, – пусть думают, что хотят, меня совершенно не трогает».
На дворе заметно потеплело, было тихо, сыпал редкий, крупный снег, и снежинки вились, как бабочки, в свете фонаря над центральным подъездом купеческого клуба. Вся улица была заставлена экипажами. Два кучера прогуливались по мостовой, похлопывая по бокам рукавицами.
– Филипп! – крикнул один из них. – Кажется, твой барин вышел!
– Вижу, – откуда-то издалека отозвался Филипп, и, круто развернув лошадей, подал сани к подъезду…
