Пытаясь отыскать лазейку в едва ли не сплошной стене этой прущей на него плоти, Траффорд поднял руки над головой. Он сделал это потому, что боялся ненароком дотронуться до чьей-нибудь груди или, еще того хуже, невольно попасть рукой в чей-нибудь пах. Одно легкое касание такого рода могло стать источником серьезных неприятностей. "Ты чего меня лапаешь? — тут же закричали бы на него. — Ты не уважаешь мои бубики?"
Траффорду всегда казалось, что чем крупнее женщина и чем меньше на ней одежды, тем больше вероятность услышать от нее громкое обвинение в том, что к ее грудям отнеслись с недостаточным почтением. Но в такой толчее и при таком количестве гигантских грудей избежать подобного инцидента было очень и очень трудно. Похожие на пляжные надувные мячи, вываливающиеся из крохотных треугольничков блестящей ткани, эти груди с огромными бурыми полукружьями лезущих наружу сосков маячили в нескольких дюймах от его лица.
И неизбежное случилось.
— Извращенец! — завопил кто-то. — Станция у тебя за спиной, козел!
Траффорд даже не попытался найти взглядом обладательницу голоса. Он знал, что взывать к здравому смыслу обозленной горожанки бесполезно, а потому мигом повернулся на девяносто градусов и стал проталкиваться вбок. Следовало убраться от враждебного голоса подальше: от "извращенца" был один шаг до "педофила", а стоило этому слову прозвучать среди раздраженных, взвинченных людей, как угроза избиения становилась вполне реальной. Удивительно, что в такой плотной массе народа, где трудно было даже почесать нос, мгновенно находилось место для того, чтобы запинать человека насмерть.
— Прошу прощения. Извините, — бормотал Траффорд, держа руки вверху и прижав подбородок к груди, не трогая ничьих бубиков, ни с кем не встречаясь взглядом. — Меня позвал мой духовник, я должен к нему пройти.
Сердитый голос позади затих, и вдруг, совершенно внезапно, будто прорвавшись сквозь густые лесные заросли, Траффорд вынырнул из сплошной массы тел и чуть не угодил в объятия духовного пастыря своего района отца Бейли.
— Эй-эй-эй! — засмеялся Бейли, веселый и добродушный, как всегда. — Полегче, дружище! Как сказал один мудрый человек, тише едешь — дальше будешь!
— Вы звали меня, отец. Что-нибудь стряслось? — спросил Траффорд, стараясь напустить на себя такую же жизнерадостность, какую привычно излучал его исповедник.
— Стряслось? Именно что стряслось, Траффорд! — воскликнул Бейли, стиснув его в безжалостных медвежьих объятиях. — Примите мои поздравления, брат! Самые горячие, самые сердечные поздравления! Я так понимаю, что Господь, владыка жизни, благословил вас и вашу милую экстрагиперсексуальную женушку чудесной крошечной девчушечкой. Я прав?
