На сегодня же с определенной долей уверенности можно предположить, что, возможно, здравствующий военный преступник Мартин Борман в принципе мог долгие годы скрываться в Латинской Америке. И не случайно, что охотник за нацистскими оборотнями Сесар Угарте на вопрос журналиста, жив ли, по его мнению Борман, твердо ответил: «Да, он жив, и живет в Латинской Америке».
Кстати, в этой связи уместно вспомнить последнюю телеграмму, направленную Борманом из рейхсканцелярии о согласии на перемещение на «заокеанский юг».
И если иметь в виду, что на «заокеанском юге» по сей день не безуспешно действуют организации бывших нацистов, нельзя отбрасывать версию о том, что Борман скрывается (или скрывался) где-то в Южной Америке.
Вот так — несколько пространно и развернуто — можно ответить на вопросы, поставленные в конце предыдущей главы.
Свой последний пятьдесят шестой день рождения Гитлер встречал в состоянии физической и моральной деградации. О былых шумных демонстрациях на площадях, парадах и официальных раутах, как это имело место в течение многих лет, никто, естественно, не помышлял.
О том, как выглядел Гитлер в последнее время, генерал Гудериан напишет впоследствии: «У него теперь уже дрожала не только левая рука, но и вся левая половина туловища... Он с трудом волочил ноги, движения его стали замедленные. Когда он хотел сесть, ему пододвигали стул».
Из дневника Мартина Бормана:
«20 апреля.
...День рождения фюрера в печальной атмосфере».
Утром в бункере имперской канцелярии собрался узкий круг приближенных фюрера — уцелевших и еще не сбежавших. Гитлер, Борман, Аксман и еще несколько человек вышли во двор, чтобы поприветствовать мальчишек-фольксштурмистов. С трудом подбирая слова, фюрер обратился к ним с речью, которую вяло и невыразительно закончил дежурным в те дни призывом: «Мы должны обязательно выиграть битву за Берлин!»
О каком выигрыше могла идти речь?! 20 апреля это понимали все, собравшиеся во второй половине дня, тоже ставшего дежурным «обсуждением ситуации». По свидетельству присутствовавшего на совещании адмирала Фосса, Гитлер объявил, что вместе с Борманом и Геббельсом решил остаться в Берлине до конца. На предложение коменданта города Вейдлинга покинуть агонизирующий Берлин, Гитлер ответил: «Я не хочу блуждать по лесам до тех пор, пока меня не схватят».
Соответствовало ли решение фюрера остаться в Берлине планам рейхсляйтера? Есть все основания считать — нет! Да, внешне он сохраняет лояльность своему хозяину, публично выказывая эту преданность и поддержку. Еще 28 апреля он посылает с нарочным письмо генералу Венку, на которого полуобезумевший фюрер возлагал последнюю надежду на спасение от краха. В письме — хула в адрес Гиммлера, пытавшегося вступить в самостоятельный контакт с англо-американцами и столь же высокопарное, сколь и невыполнимое заявление: «Поворот (речь идет о возможной сделке с США и Англией —В. И.) может быть произведен только и лично фюрером».
