Призрак рейхсляйтера Бормана | страница 13



21 июня.

...Испытывал новые фанфары. Теперь нашел нужные.

После обеда работал в Шваненвердере. Там я более спокоен и сосредоточен.

...В Лондоне теперь правильно понимают в отношении Москвы. Войну ожидают каждый день.

...Фюрер очень доволен нашими фанфарами, он приказывает еще кое-что добавить. Из песни «Хорст Вессель»...»

Из записей, сделанных в роковое воскресенье 22 июня, видно, с какой методичностью Геббельс описывает, как всегда, истекший день. И хотя в те часы, когда он это пишет, мир уже потрясен известием о нападении на Россию и поступают новые сведения с Восточного фронта, он долго болтает в дневнике о том и сем — о прослушивании новых фанфар, о беседе с актрисой, приглашенной сниматься в новом военном фильме, о завтраке в честь Паволини, об обеде, устроенном им для итальянцев у себя в Шваненвердере,— прежде чем подойти к главному:

«В 3 ч. 30 м. начнется наступление. 160 укомплектованных дивизий. Фронт в 3 тысячи километров. Много дебатов о погоде. Самый большой поход в мировой истории. Чем ближе удар, тем быстрее улучшается настроение фюрера. С ним так всегда бывает. Он просто оттаивает. У него сразу пропала вся усталость...»

К отношениям Геббельса с Борманом.

Маниакальная преданность фюреру, жгучая ревность заставляла Геббельса в каждом из окружающих коричневого монарха видеть конкурента такого же коварного и злобного каким был он сам. Это в полной мере относится к Борману, уверенно шагавшему вверх по фашистской лестнице. «Закулисная фигура»,— напишет о нем Геббельс в своем дневнике 14 июня 1941 года. Добавим, что Борман, сосредоточивший в своих руках практическое руководство всей финансовой системой рейха, не останавливался и перед вмешательством в дела Геббельса, давая ему и его ближайшему сподручному Фриче «ценные указания».

(Впрочем, Бормана ненавидела и боялась вся нацистская верхушка. «Он вызывал отвращение у всех, кто его знал»,— укажет впоследствии начальник личной охраны фюрера и — одновременно — начальник СД имперской канцелярии Раттенхубер.)

Другим ближайшим «коллегой» Мартина Бормана суждено было стать Герману Герингу. Еще до прихода Гитлера к власти он нашел в нем своего «фюрера», участвовал в известном провалившемся мюнхенском путче, был ранен и бежал за рубеж. Вернулся он в Германию в конце Двадцатых годов и спустя несколько лет организовал поджог рейхстага, принял участие в разгроме германской компартии, хвалился преданностью нацизму. Лестница его карьеры густо отмечена следами преступлений.