Его слова лавиной раскаленной
Сожгли дворцы и башни Илиона,
И в небе рой мерцающих светил
О зеркале низвергнутом грустил.
Она картину ясно разглядела
И мастера за мастерство корит…
Синона образ ложен — в этом дело:
Дух зла не может быть в прекрасном скрыт!
Она опять все пристальней глядит,
И, видя, что лицо его правдиво,
Она решает, что картина лжива.
«Не может быть, — шепнула, — столько зла
В таком… — и тут запнулась, — в кротком взоре».
Вдруг тень Тарквиния пред ней прошла,
И ожило пред ней воочью горе.
И, помня о неслыханном позоре,
Она твердит: «Поверить нету сил,
Чтоб этот облик зло в себе таил!
Как здесь изображен Синон лукавый
И грустен он, и кроток, и устал,
Как бы от бедствий еле жив он, право,
Так предо мной Тарквиний и предстал.
Что он злодей — искусно он скрывал…
И, как Приам, так приняла его я,
С приветом, — и моя погибла Троя!
Смотри, как вздрогнул сам Приам седой,
Увидев слезы лживые Синона!
Приам, ты стар, но где же разум твой?
В любой слезе — троянцев кровь и стоны,
Не влага в них, а пламень раскаленный…
Ты сжалился, но эти жемчуга
Сжигают Трою, как огонь врага.
Подобный дьявол вдохновился адом:
Весь в пламени, дрожит, как вмерзший в лед,
Здесь лед и пламень обитают рядом…
В противоречьях здесь единства взлет
Безумцам это льстит и их влечет:
Такая жалость вспыхнула в Приаме,
Что Трою сжечь сумел Синон слезами».
Теперь же злоба и ее берет…
Она, теряя всякое терпенье,
Синона яростно ногтями рвет,
С тем гостем злым ища ему сравненье,
Кто к ней самой внушил ей отвращенье…
Но вдруг опомнилась — а мстит кому?
«Вот глупая! Не больно же ему!»
Отхлынет скорбь и снова приливает…
Как тягостна ей времени река!
То ночь мила, то день ее пленяет,
Но долог день и ночь не коротка…
Как время тянется, когда тоска!
Свинцово горе, но ему не спится,
В бессонной ночи время лишь влачится.
Итак, все это время провела
Лукреция, картину созерцая…
От собственных несчастий отвлекла
На краткий срок ее беда чужая,
Она следит, о горе забывая…
Мысль о страданьях ближних, может быть,
Способна облегчить… А излечить?
И вот уж снова здесь гонец проворный,
Со свитой мужа он привел домой.
Лукреция стоит в одежде черной,
Глаза повиты синею каймой,
Как полукругом радуги цветной…
И слез озера в синеве туманной
Не снова ль предвещают ураганы?
Все это видит горестный супруг,
Жене в лицо глядит он с изумленьем:
Ее глаза красны от слез и мук,
Их ясный свет как будто скрыт затменьем…
Объяты оба страхом и смятеньем
Так, в дальних странах друга встретя вдруг,
Ему в глаза глядит с тревогой друг.
