По высокой траве они подошли к террасе. С пожарной бочки забрались на ее крышу, а потом, подтянувшись на веревке, перекинутой через перила балкончика, оказались прямо перед чердачным окном.
Михась достал из авоськи чемоданчик с инструментами, и Федор, немного повозившись, аккуратно вынул стекло.
- Артист, - восхищенно прошептал Михась. - Перчатки всегда с собой носишь?
Федор не удостоил его ответом, снял кроссовки и змеей проскользнул в душное нутро чердака. Пришлось открыть еще две двери, но Артюхов и это выполнил играючи. Замки были примитивные. Михась больше уже ничего не говорил ему.
Вот они на первом этаже. Включив фонарик, Михась огляделся. Допотопная добротная мебель, плетеное кресло-качалка в углу, по стенам сплошные книжные полки, несколько картин, фотографии в деревянных рамках.
- Теперь ты свое дело делай. - Федор присел на корточки в своей излюбленной позе старого, бывалого зека.
Михась покосился, но промолчал, осторожно вошел в соседнюю комнату. Вышел минут через пять, мягко ступая в одних носках. Еще раз оглядел комнату, высветив снопиком света каждый предмет. Затем приблизился к массивной этажерке, стоящей около кресла-качалки, и повозился там, вновь подсвечивая фонариком.
- Исчезаем, - сказал наконец.
И они тем же путем выбрались наружу, закрыв за собой двери и вставив назад стекло в слуховом окне.
Ефрем Борисович с трудом досидел вечер у Аджиева. С Еленой ему после бассейна больше вообще не удалось побыть наедине. Он хотел было уже откланяться после десяти, но Артур Нерсесович скроил обиженную мину. К тому же приехали еще двое его знакомых, один из которых, известный депутат Думы, говорливый и пустой человечишка (по мнению Раздольского), сразу после ужина предложил сыграть в бридж. Елена, попрощавшись, ушла к себе, и они засели за карты.
Раздольский играл рассеянно и делал много ошибок, раздражая партнеров. Его не покидало ощущение, что хозяин дома ждет чего-то. И это напряжение Артура Нерсесовича каким-то образом передавалось ему.
- Все, - наконец сказал он, окончательно запутавшись и вызвав на себя пренебрежительный монолог депутата. - Пора мне ехать. Час ночи.
Артур Нерсесович тоже взглянул на часы и перевел взгляд на Раздольского.
- А я думал, - говорит он, - мы посмотрим какой-нибудь фильмец. У меня есть один, потрясающий. С Катрин Денев. Вы не любите ее, Ефрем? Каскад светлых волос, безмятежный взгляд пустых, отсутствующих глаз... Я буквально отравлен ею...
