- Говорите же, - повторяет она, и Федор чувствует, что еще мгновение, и Елена положит трубку.
- Это я, Елена Сергеевна, Федор, - с трудом разлепляет он губы. Хотел вот с Артуром Нерсесовичем пообщаться.
- А его нет, - равнодушно бросает она. - Только что уехал в город.
- Печально, - досадует Федор.
- Ничем не могу вам помочь, - сухо отрезает женщина.
В ней столько холодной обреченности и тоски, которые прорываются сквозь маску неприступности, что Федор не выдерживает и лепит прямо, без всяких обиняков:
- Может, я вас немного порадую?
Она не спрашивает чем, только хмыкает рассерженно в трубку, ей совершенно не хочется продолжать этот разговор.
- Ефрем Борисович жив и, думаю, уже в Англии... Он наверняка позвонит вам позже, когда все немного уляжется...
Что она переживает там в этот момент, сидя на своем традиционном месте около бассейна, где проводит целые дни, не сводя глаз с хрустальной воды?
- Это правда? - бесстрастно произносит женщина.
- Правда, Елена Сергеевна, правда, - медленно и четко говорит он, вспоминая одинокую фигуру с всклокоченными волосами, потерянно стоящую на тротуаре.
- Спасибо. - Голос по-прежнему бесстрастен и сух.
Федор вешает трубку. Больше ему нечего сказать, да он и не может открыть большего.
"А вдруг ей станет легче? - думает он. - В конце концов, я ничего не имею против нее. Несчастная баба связалась с садистом, да он и не был таким. Закон джунглей - выживает сильнейший. Мы все сейчас живем по этому закону. Слабые обречены".
Ему не хочется идти в "Руно" - теперь он понял это. А значит, не стоит насиловать себя. Можно, пожалуй, заглянуть еще раз в "Утес". Как-то примет теперь Звонарь?
Федор залезает под душ, переодевается в джинсы и рубашку попроще. Решено: он отправляется в "Утес".
Бармен сам провел Федора наверх, в ту комнатку, где он первый раз встретился с Сеней Звонаревым. Ждать пришлось недолго. Звонарь вошел вместе с официантом, который принес поднос с закусками и водкой.
- Помянем Крота? - спросил Звонарев.
- А то! - бросил Федор.
Они выпили молча, не чокаясь.
- Даже "земля пухом" сказать нельзя, - горько покачал головой Семен. - Весь в огонь ушел.
- Я видел.
- Да знаю все, мне рассказывали.
Они опять помолчали.
- Отчаюга был, - продолжил Звонарев. - Пусть на понтах весь, но ведь надежный, добрый мужик. Если кому надо - бабок не жалел, не жлоб. Когда его ребята бабу замочили со злости, что упустили этого гэбэшника ссученного, он чуть с ума не сошел, а семье своего погибшего по-царски отвалил.
