Прошла четверть века, родилась и подросла уже внучка Михаила Ивановича — Женька. Жила она с матерью в том самом райцентре, где лежал когда-то в больнице её дед. И вот на следующий день после окончания восьми классов (тогда было восемь, а не девять) собралась она с подружками на танцы. Настроение у неё было отличное, ведь окончила она восьмилетку с одной только четвёркой, остальные были пятёрки — и на экзаменах, и годовые. Женька прихорошилась, как умела: накрутила кудряшки, надела новые капроновые чулки, тайком от матери подмазала губы её помадой и вышла к девчонкам, которые ждали её у дома. Танцы начинались уже в сумерках. Из центра посёлка, от танцплощадки, доносились звуки вальса, танцевать который Женька с подружками научились совсем недавно. Они заплатили за вход и прошли на площадку. Молодёжи, как всегда, собралось много, баянист из Дома культуры играл вальсы, танго и твист, танцы были в самом разгаре. И вдруг в центре площадки что-то упало и покатилось на танцующие пары. Все шарахнулись в разные стороны, отчаянно завизжали девчонки, замолчал баян. Из тёмного угла раздался нарочито громкий дурашливый хохот подвыпивших подростков. Под не очень ярким светом фонарей со столбов вокруг площадки стало видно предмет, который они бросили на пол. Это был самый настоящий человеческий череп: белели два ряда зубов и чернели пустые провалы его глазниц. Испуганные девчонки собрались и пошли домой, настроение у них было испорчено. Шедшая вместе с подружками знакомая девушка сказала им, откуда у парней появился череп. На окраине разросшегося посёлка, на месте старого кладбища строили целую улицу домов. Из разрытых могил выбрасывали кости, черепа, остатки гробов. Никто не позаботился, чтобы перезахоронили потревоженных покойников, наоборот, их останки стали игрушками для пьяных парней. Бросание черепов в танцующих стало теперь для них постоянным развлечением.
Когда Женька, вернувшись, рассказала матери о черепе на танцплощадке, та вдруг разрыдалась: «Господи, прости им их грехи, они не ведают, что творят! А ведь это мог быть череп твоего деда, а моего тяти, его же похоронили на том кладбище. Вот только мы так и не узнали, где его могила».
Больше на танцплощадку Женьке ходить уже не хотелось. И когда подружки звали её на танцы, она сразу вспоминала череп и слова матери: «Это мог быть череп твоего деда».
Настя Булычёва ехала к старшему брату Николаю. Он жил с семьёй на одной из маленьких станций тогда ещё только строившейся железной дороги Тайшет — Лена. Строили дорогу военнопленные японцы, лагерь которых находился на этой же станции. А вольнонаёмные местные жители заготавливали лес. Вот на заготовке леса и работал после фронта и госпиталя техноруком её брат. Ещё в сентябре он прислал письмо, в котором настойчиво приглашал сестру приехать в гости на ноябрьские праздники. Настя пошла отпрашиваться у заведующей колхозным маслобойным пунктом, где сама работала мастером. Та отпустила её, насколько надо, всё равно работы в это время было меньше, чем летом, да и нашлось, кем заменить.
