Но куда девать преступников хотя бы на сутки, которые понадобятся для оргдействий?
– А губа-то, товарищ генерал? Губа-то ведь у вас есть! – не вопросительно, а скорее утвердительно сказал Саня. В свое время он со своим задиристым характером неплохо освоил это военное учреждение.
– А ведь точно, боец! – генерал оживился. Как же это он про гауптвахту-то забыл? – На губу и посадим. Вообще-то она уже отменена – слышали, наверно, Дума наша недавно постаралась; видно, срочную никто из депутатов не служил. Но ведь так или иначе ночью-то задержанных в пьяном виде все равно ж до утра где-то оставлять приходится, ежу понятно. Так что как-нибудь оформим – патруль задержал при хулиганском поведении или еще чего…
Он взялся за телефон и быстро отдал необходимые распоряжения. Саня и Леша распрощались с генералом и пошли передавать живой груз. Напоследок они твердо договорились, что генерал защитит Часового – не даст усадить его на скамью подсудимых вместе с Хозяином и Хароном.
– Мы подтвердим, что он давно хотел их кому-нибудь сдать, – твердо сказал Леша. – Только не мог здесь у вас таких людей найти. – пока мы не набежали. Если б не он – этих никто бы не взял. Или наколотили бы народу. А тут почти бесшумно взяли – как языка в тылу противника…
Генерал записал и больницу, где находилась сестра Часового. И твердо обещал взять это дело под свой патронаж.
– С главврачом рыбалим иногда. Хороший мужик. Поймет ситуацию.
Как только кабинет военкома опустел, он стал набирать хорошо знакомый новосибирский номер.
* * *
Фрол Кузьмич Заровнятных, недавно назначенный прокурор недавно созданного Сибирского округа, и сам не заметил, как в самые последние годы перестал смущаться своего имени и резкой фамилии.
Конечно, он, лет с десяти приобретя солидность и степенность, и раньше ничем не выдавал своего смущения. Но в молодые годы некоторое неудобство при знакомстве ощущал: ну кого, в самом деле, из его ровесников могли назвать Фролом? Да и на самом-то деле был он даже не Фрол, а – Флор. По латыни flos, родительный floris – это цветок. Хорошо еще, что в школе латынь не проходили. А во флоте, где отслужил он после школы, прежде чем попал на давно облюбованный юрфак, ее и вовсе не знали. Зато на юрфаке сокурсники оттянулись – довольно быстро он стал Цветочком, хотя страшно протестовал. Девушки сократили имя до Цвет. Это было еще ничего, постепенно привык. Теперь, когда на каком-нибудь региональном или всероссийском совещании в толчее перерыва слышал вдруг за плечом «Цвет!» – знал не оборачиваясь, что окликает однокурсник.
