Ожерелье вечности | страница 22
— Ага, я вижу, ты пришёл в чувство, наконец. Ты уже догадался, о чём пойдёт речь, догада ты моя? Вот и хорошо, а то флакончик мой нуждается в пополнении.
— Ах, неужели ты думаешь, что сможешь теперь, у меня, взрослого человека, выбить слёзы раскаяния? Ты ошибаешься. Мне не о чем сожалеть, кроме утраченной не самой лучшей действительности. Я не чувствую себя виноватым ни в чём. Разве только…
— Вот- вот, поговорим.
Он приблизился и наклонился над Маней, пытаясь её разбудить.
Николай яростно дёрнул его за один из лоскутов одежды, принудив сесть рядом.
— Не трогай её, она совсем ребёнок.
— Да понимаешь ли, она меня видит и может быть мне полезна тоже. А насчёт того, что она ещё ребёнок — это вопрос не ко мне. Это ты придумал её такой инфантильной и, в сущности, никакой. Ну, красивая, но не яркая, ну добрая, но не борец, совсем не борец. Ну, любит тебя, но по-детски…
— Но, но, но! — не выдержал Николай. — Тебе-то что за дело?
— Дело-то моё маленькое — собрать с тебя причитающуюся мне толику. Вот если бы ты к ней остался бы равнодушным, — я остался бы в стороне. А так, нет, дражайший мой, так дело не пойдёт. Это ты втравил девушку в историю, в которой в принципе не может быть счастливого конца, ты обрёк любовь её на заклание и во имя чего? Поматросил и бросил? Ведь для неё всё происходящее — реальность, которая ранит душу и не обещает облегчения и взаимности. Ты же сам заметил, что она теперь держится от тебя подальше, пытается хотя бы так сохранить дистанцию между вами. Это только благодаря её невинности ваши отношения не усугубились близостью. А ты, как мартовский кот, уже не в силах совладать со своим влечением и ждёшь только удобного случая, чтобы овладеть ею. Что, скажешь, я не прав?
Николай удручённо опустил голову. Сказанное Мистером Крысом не было для него открытием. Он и сам уже догадывался, что не всё ладно складывается у него с Маней и понял главную свою ошибку. Когда он заказывал сон, там ничего не было про его любовь к девушке. То есть опять он представлял себе только то, что было ему знакомо, — интим и ничего более. Любовь девушки тоже не была продумана, как следует, просто подразумевалось обычное послушание прихотям его и слепое обожание, а личность её ему была даже не интересна. Однако теперь, после этих гонок по горам, он вдруг отчётливо понял, как дорога ему Маня. Своей нежностью, верностью, готовностью идти на любые лишения, женственностью и, главное, достоинством, с которым эта маленькая женщина несла свою головку. За эти дни она стала верной и надёжной его спутницей, не притязающей ни на что более. Он понял вдруг со всей ясностью, насколько мелки были его устремления, насколько больно было ей, такой чувствительной и любящей, понимая его физическое влечение, сгорая от желания разделить его, — не дать себе этого сделать, не разменять чувство на мелкие страстишки.