Локридж остановился. Он оказался почти на границе мрака, за которым Бранн прошел через последние страдания и принял смерть. Он напрягся. Почему они не убирают этот угрюмый траурный экран-занавес?
Он никогда об этом не спрашивал. Правда, тогда его это особенно не интересовало… Локридж закусил губу и ступил сквозь бесплотную черноту экрана.
В этом конце дома мебель явно не меняли. Грязный пол, лавки, покрытые пыльными шкурами. Помещение освещалось одной сферой, так что в углах царила непроглядная тьма. Черный экран оказался вдобавок еще и звуконепроницаемым: сюда не проникал шум ветра. Локридж стоял в полном безмолвии.
Лежавший на столе человек, соединенный множеством проводов с машиной, вдруг напрягся и застонал.
— Нет! — в ужасе закричал Локридж, словно пригвожденный к полу.
Бранн все еще жил.
От человека почти ничего не осталось: только сухая пергаментная кожа да выступающие кости. Искру жизни поддерживали подведенные к телу трубки, череп был утыкан электродами; электрические разряды постоянно возбуждали мозг, терзая его, а извлеченная информация записывалась специальной аппаратурой. Вероятно, для дополнительной стимуляции веки были вырезаны, и оголенные белки глаз беспомощно вращались под прямыми лучами направленного света.
— Боже, что они с ним сделали, — содрогнувшись, сказал Локридж.
Бледные язык и губы пошевелились, силясь что-то произнести. У Локриджа не было диаглоссы, рассчитанной на время Бранна, но и не разбирая слов он мог поклясться — несчастный умолял: убей, убей меня…
И это происходило тогда, когда по ту сторону светонепроницаемого занавеса она и он…
Локридж потянулся рукой к машине.
— Остановись! Что ты делаешь?
Он медленно повернулся и увидел Ку и Сторм. Энергетическое оружие в руках Хранителя было нацелено на него. Сторм возбужденно заговорила:
— Я не хотела, чтобы ты это видел. Извлечь из памяти всю информацию не так-то просто, требуется много времени. Это уже почти труп, так что жалеть его бессмысленно. И, пожалуйста, не забывай — то же самое он хотел сделать со мной.
— Ты считаешь это оправданием? — закричал Локридж.
— Перл-Харбор оправдывает Хиросиму? — спросила она.
— Скажи, сколько тебе лет? — внезапно спросил Локридж. — Одной жизни не хватило бы, чтобы совершить столько мерзостей, сколько удалось тебе. Теперь я понимаю, почему в твоем же дворце точат на тебя кинжалы: имя Кораш — это право на бессмертие. Угадал?
— Не тебе судить меня, дикарь, — ледяным тоном произнесла Сторм. — А ты ведь, кажется, действительно слишком много возомнил о себе.
