Бродячие собаки | страница 4



— Куда эт-т ты в такую ранищу?

— Сбегаю, на бугры погляжу. Вчера под вечер кто-то там стрелял.

— Не лень тебе.

Лыжи сами скользили по насту. Над холмами вставало солнце, слепило глаза. Чудно взблескивал пластинчатый иней на поникших метелках полыни, на кустах, ледяными искрами сыпался с берез. Эта первозданная белизна, не изрытая, не загаженная, как в селе, веселила душу егеря. Каждый следок, накоп, царапина говорили о жизни таинственной и простой. Вот под березой темнеет в снегу вмятинка от упавшего с верхушки кома снега. Ворона ли ястреб сел вчера на ветку и сбил снег. На косогоре меж редких кустов вьются тропы заячьих следов. Тут ушастые справляли свои подлунные свадьбы…

Ласка тычется носом в заячьи следы, мелькает в кустах, возвращается с вываленным языком, улыбка во всю лисью мордашку, глаза блестят: «Ну-у, косые, обнаглели… Чего встал, хозяин, давай хоть одного спымаем… а!?»

Венька потрепал лайку за шиворот, чувствуя ладонью снег, набившийся в загривок: «Мы же с тобой не бракуши!»

И надо было Ласке набежать на залегших в чащобнике косуль. Венька сначала услышал, как завизжала, залилась Ласка. Высверкивая белыми зеркальцами, вытягивая грациозно шеи, козы запрыгали по глубокому снегу. Ласка шаровой молнией катилась следом. Венька выбежал на пригорок. Косули, вскидываясь и будто ныряя, вытянулись в цепочку. Сзади, поотстав, гналась собака.

«Пять штук было осенью, пять и осталось, — порадовался егерь, глядя вслед уходившим к буграм козам. — Три матки еще пяток принесут. Лепота!.. Ласка приурезала. Промнется, прибежит…»

Он продрался через кусты к косульим лежкам. Постоял. Три округлые вмятины в снегу с подтаявшими краями были рядом, две других метрах в пяти обочь. Лежки напоминали гнезда огромных птиц. В клочке шерсти, повисшем на сучке, в розоватом пятне с краю лежки егерю виделась милая сердцу трепетная тайна. Представил, как они стояли здесь под соснами, топыря ушки, топтались, хрустели снегом, потом легли, утыкаясь мордочкой в теплый собственный пах…

«А розоватое пятно? Оцарапала бедро о сухой сук? А может, кровь от браконьерской пули?…» — раздумался егерь. Вспомнил, как зимой к нему приехали те самые банкиры, что предлагали за Ласку «Жигули». У них были лицензии на отстрел двух косуль. Перед их приездом раздался похожий на окрик начальничий звонок из Самары: встретить по высшему разряду. Он и баньку им нажарил с вениками березовыми. Соленьями, вареньями деревенскими угощал. Кабанятиной. Мог он конечно им этот табунок, как на ладошке, выставить, но посовестился. Всю зиму он их стерег, приглядывал. С осени в кормушки сена завез. Соль на горе, на камнях, чтобы снегом не занесло, разложил. В крещенские морозы прорубь в метровом льду для водопоя пробил, чтобы они не ходили к роднику, где браконьеры могли подкараулить. Все гадал, придут не придут на водопой в его прорубь. Когда первый раз увидел следы, радовался будто ребенок.