Сыскарей набралось немного, но это были те, кому доверяли Ждан и Любава. Без полного доверия никак нельзя рассчитывать на скрытность поисков, а без скрытности — не избежать дурных слухов о Владигоре. Они и так уже появились, едва дружина вернулась в Ладор — без князя. Хотя Любава, заранее осведомленная о происшедшем соколиной почтой, принародно объявила о давнем желании брата погостить в Ильмерском княжестве (дескать, после разгрома айгурских племен Владигор — без охраны и свиты! — прямиком направился к Ильмер-озеру, дабы отдохнуть на его берегах от ратных трудов), ее объяснениям не поверили.
Трудно было поверить, глядя на бледное лицо и заплаканные глаза княжны. Дружинники, которых бросились расспрашивать о походе и странном решении князя, тоже не внесли ясности, напротив, добавили тревоги, рассказывая о дикой буре на Щуцком озере, о неучастии Владигора в последнем сражении с айгурами на берегу полноводной Угоры, о том, что с того дня никто князя не видел — ни живым, ни мертвым.
Любава, не обученная врать, после возвращения дружины замкнулась во дворце и несколько дней отказывалась встречаться даже со старейшинами. Умом понимала, что ее ложь идет сейчас во благо, что Зарема, которая подсказала ей эту ложь, заботилась только о спокойствии в княжестве, однако пересилить себя было необычайно трудно. Если бы Ждан не взял в свои руки бразды правления, всякое могло бы случиться в Ладоре, охваченном тревогой и волнением. Он же, кстати, посоветовавшись с Любавой, назвал Зареме имена людей, которых можно было, доверив тайну исчезновения князя, отправить на поиски.
После подробного рассказа чародейки никто из созванных к престолу в поздний вечерний час не задавал лишних вопросов. Сами не дураки были и понимали, что большего не узнают. Главное уже сказано, а на пустяки, на охи да ахи время терять ни к чему.
Каждый, прощаясь с княжной, не словами, а взглядом и земным поклоном будто бы говорил: «Коли жив князь Владигор, отыщем его обязательно! А коли нет в живых… Что ж, тогда хоть останки его привезем, дабы упокоить в родной земле».
Последней уходила Зарема. Перед тем как шагнуть за порог княжеской горницы, она еще раз обратилась к Любаве:
— Знаю, милая, что неймется тебе самолично броситься на поиски брата. Желание славное, да неразумное. Нельзя Синегорье оставить без власти. Сердцем чувствую — беда близко. Только не ведаю, с какой стороны она явится… Ох, надо бы мне задержаться в Ладоре, походить-посмотреть, но без меня собратья не управятся с иллирийскими колдунами. Уж не сердись, Любавушка, на старуху, что тебя оставляю одну в трудное время.
