— Эй, музыка!
И тотчас же из другого угла ширмы появился музыкант — с громадным носом и скрипкой в руке.
В толпе засмеялись:
— Тальянец, тальянец!
— Что скажешь, Петрушка? — спросил музыкант.
— Я задумал жениться…
— А где невеста?
— Сейчас приведу!
Петрушка исчез за ширмой. Он вывел оттуда красиво одетую куклу:
— Смотри: хороша! Ручки, губки, шейка. Добыть такую сумей-ка. А пляшет как! Ну-ка, сыграй!
Музыкант заиграл "Камаринского". Петрушка пустился с невестой в пляс.
— Ну, дальше пойдет малопристойное: Петрушка станет выбирать для невесты лошадь. Пойдем к качелям, — обернулась к Михаилу Илларионовичу Катя, и они пошли к перекидным качелям.
Когда они взлетели на качелях и стали стремительно падать вниз, Катя прижалась к Мише — стало все-таки страшновато.
И он невольно поцеловал ее в прохладную от легкого морозца румяную щечку:
— Катенька, моя дорогая! Катенька!
Катя полуобернулась к нему и сказала с укоризной:
— И обязательно целоваться на людях? Разве иначе нельзя?
— Значит, целоваться можно? Значит, ты любишь меня? — зашептал Кутузов, не выпуская Кати.
Он не чувствовал больше ни взлетов, ни падений.
— Люблю, Мишенька…
— Когда же повенчаемся?
— Это тебя все Петрушка подбил? — шутила Катя.
— Нет, я давно хотел сказать.
— Знаю, знаю. Но что же делать? Завтра уже нельзя: великий пост. Придется обождать красной горки. Тогда и повенчаемся, — говорила она, и ее черные бибиковские глаза сияли от счастья.
Качели остановились.
Надо было с небес спускаться на землю.
Я на камушке сижу,
На Очаков я гляжу.
А. Суворов
I
Над русским лагерем у Очакова стояли облака пыли.
Армия фельдмаршала Потемкина располагалась одним громадным каре на пшеничных полях, истоптанных повозками, людьми и лошадьми.
Ветер, дувший из степи, подымал тучи песку. Он набивался в лицо и обмундирование. Им был запорошен весь полотняный палаточный город. Даже роскошные шатры фельдмаршала не избежали общей участи, хотя стояли в середине каре.
Когда русские полки становились вокруг Очакова и Потемкин увидал, что его со всех сторон обступили побуревшие армейские палатки, он, смеясь, сказал:
— Да вы меня, братцы, совсем сжали!
В ответ на это со всех сторон раздалось:
— Сейчас ослобоним местечко, ваше сиятельство!
— Гренадеры, прими вправо!
— А ну, алексопольцы, подвиньтесь малость!
Солдаты любили фельдмаршала: Потемкин заботился о них. Он уничтожил ненавистные им букли и косы и тесное прусское обмундирование.
Он запретил офицерам бить солдат.
