— Ясно!.. Ясно!.. — нестройно ответили ребята.
— Отставить! Ясно?
— Ясно! — в один голос отозвалось отделение.
Сержант повеселел:
— Теперь о сегодняшней зарядке. Будем бегать. Тренировочный кросс по расположению части. Для чего, говорите?
Никто ничего не говорил, но сержант Ромкин правильно угадал вопрос, который был у всех на языке.
— Предстоит кросс на приз имени Героя Советского Союза Владимира Морозова. Сразу после присяги. Времени вроде много впереди, а на деле — мало. Если теперь же начнем готовиться, то едва-едва успеем.
— А разве всем надо? Не все же пойдут на кросс? — с надеждой поинтересовался Жора Белей.
— Я считаю, что наше отделение должно полностью попасть.
— Ну, а если кто не попадет? Ну, допустим, кто-то не попадет? Может же такое случиться? Может же, товарищ сержант? — напирал Прохор Бембин.
Сержант задумался:
— Не должно бы… Но может.
Ребята выжидающе молчали — понимали, что сержант не все сказал. Он и вправду заговорил снова:
— И тому, кто не попадет, наши тренировки на пользу пойдут — здоровее станет! Так?
— Так, товарищ сержант, — мгновенно отозвался Костя Журихин. — Но не все мы чемпионы-марафонцы и прочие спринтеры..
— Понял вас… Не все. А никто и не требует, чтобы вы олимпийские рекорды ставили. Победитель будет один, а бороться должны все! Все!.. Напра…
Сержант не успел произнести «во» — Прохор Бембин помешал:
— Товарищ сержант, а какой будет трасса, где она прейдет?
Вопрос был дельным, сержант разрешил стоять вольно и объяснил:
— Соревнование будет проводиться за пределами расположения части — в роще, что за дорогой. Когда ехали сюда после бани, должны были заметить. Трасса ровная, без больших подъемов и спусков. Грунт — асфальт на шоссе и утоптанная земля на тропинках в роще. Условия тренировки, в общем-то, совпадают с соревновательными. Напра-во!.. Шагом… марш!
Сержант легко обошел отделение и побежал впереди, побежал легко и ровно, словно был в трусах и тапочках, а не в брюках и сапогах.
Веселый разговор перед тренировкой и какой-то летящий, широкий и свободный бег сержанта будто зарядили отделение. Но Юре было не по себе. Он начал скованно, ноги ставил косо, мышцы скоро загрубели. Дыхание стало судорожным. Было жалко себя и было стыдно за себя. Казалось, что впереди целый день такого тяжкого движения, которого тебе ни за что не выдержать. А не в твоей власти прекратить это движение. Свесив голову, Юра продолжал «бежать» — падал на заплетающиеся ноги и едва успевал убирать их из-под себя. Ступня в левом сапоге горела, точно под портянкой тлел уголек.
