Сержант остался на ногах, как напоказ:
— Не поверите, но когда пойдете всерьез, то усталость отступит, сапоги полегчают вдвое. Обмундирование мягче шелка покажется. Тогда услышите: идет отделение, и все вокруг звучит в одном ритме с его шагом. И все, кто поблизости, свой шаг приноравливают к шагу отделения…
— Да вы поэт, товарищ сержант! — восхитился Прохор.
— Я — командир отделения, а что в нашем деле есть поэзия, то это факт, — ответил сержант без улыбки.
От плаца до казармы — рукой подать. Но отсюда ее видно плохо — деревья мешают. Наступил час, когда приносят письма. Никто из новичков еще не получал весточек из дому — родные не успели ответить, вернее, ответные письма не успели прибыть в часть. Но со дня на день должны прибыть, и молодые солдаты следят за почтой с нетерпеливой надеждой, при каждой возможности подходят к столу дневального: вдруг недосмотрел, а письмо уже лежит, ждет. Так вот, наступил час, когда приносят письма, и все сто солдат, отдыхая на траве, ищут прогалинку между стволами, высматривают — не появился ли письмоносец? Он не заставил ждать, скорым шагом, который присущ всем, кто спешит доставить весть, направился к казарме, скрылся в ней.
Ребята дружно обратили взоры к Ромкину.
— Идите вы, рядовой Бембин, — распорядился сержант.
К казарме Прохор мчался, а обратно развалочкой шел — ему письма не было.
— Чего плетешься? — крикнул Костя.
— Зачем нехорошо поступаешь? — обиделся Сусян.
— Поторапливайтесь! — сержант даже рукой взмахнул.
Прохор затрусил, пряча руку за спиной. Приблизившись, остановился, наигранно тяжело перевел дух.
— Устраивать коллективный танец? — поинтересовался Костя.
— А как же, — ответил Бембин.
Пляс был бурным и коротким. Прохор царским жестом вручил письма — всего три на отделение, одно — Юре Козырькову.
Юра отошел под дерево, сел, разорвал конверт по краю, достал письмо, узнал крупный разборчивый почерк отца и круглые буковки, выведенные материнской рукой в самом конце письма. Мама целовала тысячу раз, просила беречь себя, уговаривала почаще писать — хоть открыточку в два-три слова, но почаще.
«Здравствуй, дорогой сын! — писал отец. — Спасибо, что телеграфировал: сообщил адрес, дал знать, что прибыл на место и все в порядке, жив-здоров. Мы тут надеемся, что все это ты подтвердишь письмом. У нас все хорошо. Мы скучаем по тебе, хотя понимаем — служба есть служба. Ты, конечно, уже военный человек, но жизнь твоя лишь начинается, все у тебя впереди. У тебя может оказаться любая профессия, но есть профессия, обязательная для всех, дело, которым обязаны владеть и музыканты, и учителя, и строители, и все другие. Это военная профессия. Каждый из нас обязан быть воином, настоящим, на нынешнем уровне.
