Тетя согласилась, что во второй половине дня мужчины пойдут в часть. А пока — «в город».
Максим вынужден был нарядиться: надеть белую рубашку с короткими рукавами, синие, наглаженные тетей брюки.
«В город» — на центральную улицу — поехали автобусом.
— Сначала билеты в кино купим? — спросила тетя, как только вышли из автобуса.
— Нет, сначала в порт пойдем, — сказал дядя.
— Еще никогда не было, чтобы ты в один день столько раз не соглашался со мной, — печально промолвила тетя.
— Если бы к нам приехала племянница, все решала бы ты одна, но приехал племянник!
Свернули с главной улицы и по широкому тенистому бульвару прошли к морю, точнее, в пассажирский порт. У причала стояло лишь небольшое прогулочное суденышко. Правее виднелись подъемные краны грузового порта. На рейде — неведомо чьи теплоходы, отсюда не разберешь. Среди них, несомненно, и иностранные.
Море было неинтересным — спокойным, резко-синим, как на плакате. И чайки кружили у причала, слишком красивые, чтобы понравиться Максиму.
По пути зашли в сквер. Это был старый сквер, как сказал дядя; еще в царские времена насадили здесь деревья. Могучие платаны, клены и дубы раскинули огромные ветви, закрывая тенью почти весь сквер. Тишина, покой.
В центре сквера — асфальтированная площадка и два памятника. Совсем простые памятники: бетонные кубы, на которых выпуклые изображения венков и позолоченные надписи. У подножия каждого — небольшой цветник. Один памятник — погибшим морякам-десантникам, которые еще в тысяча девятьсот сорок втором году высадились на берегу под городом и долго держались там, ежедневно отражая десятки атак пехоты и танков. Другой памятник — пехотинцам, танкистам, артиллеристам, павшим в боях при освобождении города.
Между памятниками — металлический ажурный круг со звездой, а в звезде — Вечный огонь. Пламя беспокойно бьется, точно печальная птица, или цветок на ветру, или волна. Трудно отвести глаза от него — оно живое, оно неслышно о чем-то говорит.
Максим и дядя невольно замерли, как в почетном карауле. Тетя поднесла к губам сложенный белый платочек. Подходили люди, надолго застывали, незаметно уходили, и их сменяли другие, тоже молчаливые и грустные. Максим попытался вообразить, что это такое — многие годы, прошедшие с той поры, когда здесь были сражения и когда похоронены в этих могилах моряки и солдаты. Трудно вообразить такое, ведь Максима вовсе на свете не было. Отец школьником был. Как началась война, в ремесленное поступил, а потом на заводе токарем работал. Просился на фронт добровольцем — не пустили из-за молодости и из-за того, что снаряды делал… Дядя тоже очень молодым был, а тетя — девчонкой. На старых фотографиях она тоненькая, с челочкой и круглыми испуганными глазами…
