Данило Романович, правда, не сразу, но все же разглядел, как действует взгляд его жены на молодого чекиста. Не раз прямо при Иване он шутливо предупреждал Галю.
— Ты бы поосторожнее, Галина, а то наш гость горницу спалить может. Гляди, как полыхает?! Чистый пламень!
В добродушно насмешливом почти отцовском отношении Данилы Когута к тому, как действуют на Ивана взгляды Гали, было что-то необычайное. В те времена любой муж счел бы своим непременным долгом «проучить» жену, чтобы та не пялилась на посторонних, а заодно накостылять шею и этому постороннему, чтобы впредь не повадно было ему заглядываться на чужих жен. Но Данило Романович, видимо, крепко верил своей Галине и, кажется, даже гордился тем, что его, не очень молодого, увечного человека, не за богатство, не за служебное положение, а вот просто так, ни за что любит молодая и красивая женщина.
Данило Романович оказался книголюбом, правда книголюбом не совсем обычным. Он признавал только те произведения, в которых рассказывалось о необычайных приключениях, о трагических событиях, о жизни физически и нравственно сильных людей, умевших прорываться через любые преграды к намеченной цели. В раздобывании таких книг Данило Когут был поистине неутомим. Собранная им библиотека с трудом размещалась на шести полках, тянувшихся вдоль всей стены во второй, чистой комнатке его домика на шестьсот второй версте. Полозов, знакомясь с библиотекою Когута, отметил про себя, что среди годовых комплектов «Всемирного следопыта», «Мира приключений», «Вокруг света», «На суше и на море», на полках стояло много таких книг, названия которых Иван даже не слыхал. Скоро Полозов узнал, что в адрес Когута часто приходят посылки с книгами, что Даниле Романович из глуши вятских лесов сумел завязать крепкое знакомство с букинистами Москвы и Ленинграда.
Данило Романович не хранил свои литературные богатства под спудом. Все, кто работал на станции могли брать у него книги. Правда, любителей чтения было мало. Книгами Когута изредка пользовались только сам начальник станции бывший дворянин Жеребцов, да мечтательный юноша Станислав Кабелко, родом белорус, но из романтических побуждений придумавший себе аристократических польских предков. Эти мифические предки в свое время сильно заинтересовали Могутченко. Но, выяснив правду, начальник отдела пренебрежительно махнул рукой:
— И с чего бы это посконного дурака к сиятельствам потянуло? Для девок, что ли? Нехай брешет, когда ему то любо, аристократ свинячий!
