— Кричтон стал победителем? — спросил Огильви капитана гвардии, так как это был именно он.
— Он возбудил всеобщее удивление, — отвечал капитан, который против обыкновения подобных особ не был возмущен этим воззванием к его любезности, — и ректор воздал ему все почести, которыми располагает университет.
— Ура старой Шотландии! — воскликнул Огильви, бросая вверх свою шапку. — Я был в этом уверен. Этот день останется для меня навсегда памятным.
— По крайней мере, у тебя будет причина не забывать его, — проворчал Каравайя, который, стоя напротив Огильви, слышал его восклицание, — а может быть, и у него также, — прибавил он, нахмурившись и завертываясь в плащ.
— Если благородный Кричтон — ваш соотечественник, то вы имеете полное право гордиться им, — продолжал капитан Лархан. — Память его сегодняшних подвигов не умрет, пока ученость будет уважаться. Никогда прежде не видали в этой коллегии таких изумительных, всеобъемлющих познаний. Клянусь Богом, я просто ошеломлен, да и не я один, а все присутствующие. Достаточно сказать вам, что профессора в ознаменование его беспримерной учености и его необыкновенных внешних преимуществ в адресе, поднесенном ему по окончании диспута, почтили его эпитетом Несравненный. Он несомненно заслуживает, чтобы это прозвище осталось за ним и впоследствии.
— Несравненный Кричтон! — повторил Огильви. Слышите ли вы? Титул, пожалованный ему всем конклавом университета! Ура! Несравненный Кричтон! Это имя найдет отклик в сердце каждого истинного шотландца. Клянусь Святым Андреем! Вот истинно прекрасный день!
— И все-таки, — перебил Лархан, улыбаясь восторженности Огильви и описывая круг острием своего копья, — я принужден вас отодвинуть, господа студенты, чтобы очистить проход ректору и его свите. Подойдите, стрелки, очистите дорогу. Позовите отряд барона д'Эпернона и виконта Жуаеза, а также солдат его превосходительства сеньора Рене де Вилькье. Имейте терпение, господа, вы скоро узнаете более полные подробности.
Сказав это, он удалился, а солдаты, менее снисходительные, чем их начальник, сумели быстро отодвинуть толпу.
По мере того как стрелки продвигались вперед, выставляя по солдату через каждые десять шагов, студенты, подаваясь назад, образовывали две плотные стены.
Глубокая тишина водворилась в рядах зрителей. Все взоры устремились на сводчатый вход академии, не было слышно ни одного слова. Все казались такими же неподвижными, как статуи Филиппа Прекрасного и его супруги Жанны Наваррской (основательницы этого заведения), стоявшие немыми свидетелями этой сцены в своих нишах у главного входа. В это время из главной двери выходила столь непрерывная толпа важных сановников в мантиях, что все пространство между двумя линиями студентов было тотчас же наполнено движущейся массой мантий и колпаков.
