В начале барахолки на Женю со всех сторон налетали продавцы всевозможной сантехники. Потом какие-то автоманьяки пытались впарить ей замечательные рессоры от "Пежо" И рулевую колонку от "Понтиака". Женя то и дело успевала отнекиваться, отрицательно качать головой, показывать мимикой, что никакие, даже самые расхромированные бамперы ей вешать некуда, разве что на двойку "Таймень". Услышав кодовое слово "лодка", словоохотливые продавцы тут же наперебой объясняли ей, как пройти к тому ряду, где продаются рыболовные снасти.
Пикируясь с продавцами и протискиваясь вперед, Женя скользила взглядом по головам, пока наконец не нашла в этой толпе Черного. Он разговаривал с каким-то пузатым дядькой в замасленной рубашке-ковбойке в красную и белую клетку. Лицо у толстяка, как и у Черного, было какое-то жуликоватое. Может быть, это Жене просто показалось, но в узких глазах торговца, в его припухлых веках, в красных прожилках на щеках, в нездоровом румянце она видела хитрость и жадность.
Черный вынимал из своей спортивной сумки какие-то вещи и показывал пузатому. Тот быстро просматривал их, взвешивал на ладони, будто покупал на граммы, и что-то откидывал к себе, а что-то возвращал обратно Черному. В одной из таких вещей Женя с изумлением узнала свой бельгийский свитер, связанный из белой и голубой шерсти. Захлебнувшись от возмущения, она тут же хотела протиснуться вперед, схватить за руку "коммерсантов" и заорать на весь рынок, что здесь продают ворованные вещи. Однако, оглядевшись, девочка поняла, что помочь задержать бандита ей вряд ли кто захочет. Слишком много тут было весьма подозрительных личностей.
Прикинув свои шансы, Женя благоразумно решила не устраивать на "Калужской бирже товаров" паники, а потихоньку выбраться из толпы, найти милиционера и прийти сюда уже с представителем закона.
Как только у Жени сложился в голове этот план, к ней, как назло, пристал какой-то худой до дистрофического состояния дядечка и стал втюхивать ей "почти новые" боксерские перчатки. Перчатки эти выпуска эдак шестидесятого года новыми могли быть разве тогда, когда боксом занимался Женин дедушка.
Женя ни старых, ни новых боксерских перчаток покупать не собиралась, поскольку из-за их отсутствия в своем гардеробе никогда не страдала. Однако продавец, то ли подвыпивший, то ли дурноватый от рождения, вцепился в нее чертополохом и стал предлагать безумные скидки. Если бы у Жени было достаточно денег, она бы сунула их поскорее торговцу, лишь бы только от него избавиться. Плюнув на все приличия, Женя ринулась было прочь от "перчаточника", но тот, несмотря на свой болезненный вид туберкулезника в третьем поколении, ловко цапнул ее через прилавок за рукав и продолжал верещать что-то о "самой натуральной коже". Говорил он это так уверенно, будто сам присутствовал при трансплантации собственной кожи на свои замечательные перчатки.
