6
Этот парень пришел что-то сказать, но почему-то молчал. Он стоял в проеме двери абсолютно пустой комнаты, где не было даже плохонькой табуретки - только дощатый, покореженный пол, серые обои на стенах и ветер. Сильный ветер. Парень стоит у двери и смотрит, как Вадим терзает свою гитару: ля-минор, ре-минор, ми-мажор. -Заходи! - говорит Вадим, но парень никак не реагирует. Узнать его лицо почему-то не получается, оно какое-то мутное, размытое, словно спрятанное за бутылочным стеклом. -Ну, чего тебе? - горячится Вадим. - Говори давай, не молчи! -Почему я? - наконец вопрошает парень, и Вадим вздрагивает, чувствуя, что гитара выползает из рук. Она падает на пол. Голос спутать с другим невозможно, слишком много лет он его слышал. Каждый день. -Я не понимаю! - кричит Вадим. -Почему именно я, а не ты? - снова спрашивает призрак. - Ты - болтун... болтун... болтун...Почему же я?.. Парень делает шаг, вытягивает вперед руку и входит в комнату. Вадиму не хочется больше его видеть, и он просыпается...
Песня группы "Ночная смена", крутившаяся в эфире радио "Пилот" постепенно становилась хитом. Радиослушатели стали заказывать ее по телефону, чтобы поздравить своих близких с очередным праздником. Ведущие "Пилота" не знали, что это за песня и откуда она взялась, но она им нравилась, и иногда, если позволяло время, они потихоньку вталкивали ее в программу без согласования с директором. Рейтинг станции оставался на прежнем уровне - вниз не падал, под небеса не взлетал. Это было нормально. Июнь прошел почти вяло, и только в конце месяца наметилось некоторое оживление, вызванное, впрочем, почти не относящимися к делу факторами. На данном этапе этого было достаточно, чтобы строить планы и спокойно, без паники, анализировать ошибки. Словом, форс-мажором не пахло. Трофимова это вполне устраивало. По его мнению, положение середнячка на рынке музыкальных станций годилось для реализации его плана, лишь бы "Пилот" не сполз в кювет окончательно. Впрочем, теперь им такая участь, похоже, уже не грозит. Трофимов никому не мог признаться, до какой степени ему обрыдло слушать такое количество музыки ежедневно. Он брился и умывался утром под Джорджа Майкла, завтракал вместе с "Бони М", а по городу разъезжал в компании "безголосых блядей, представляющих цвет российской молодежной эстрады". Более неудобоваримого музыкального меню он в жизни своей не слышал, но рядовым слушателям это, скорее всего, нравилось, а рекламодателям в большинстве своем вообще было по барабану, что там играет. Только пару раз Трофимов по-настоящему испытал ностальгический кайф, когда поймал на "Пилоте" Высоцкого и "Лед Зеппелин" с их "Лестницей в небо". Радости его не было предела. Однажды, во время сильного стресса, вызванного изрядным количеством принятого на грудь коньяка, Трофимов хотел позвонить на станцию и прокричать в трубку, чтобы они выключили эту тягомотину и дали людям поспать. Он набрал номер, приготовился, но когда на том конце провода послышался приятный женский голос, он сумел всего лишь крякнуть и поинтересоваться, куда переехала прачечная. Старый дурень! Накануне в воскресенье он переговорил с Нестеровым. Сказал, что скоро пора начинать второй этап программы. Нестеров хотел назвать это "операцией", но не стал возражать, когда ему велели не выпендриваться. Он не всегда был с виду "адвокатом дона Корлеоне". Если находился кто-то пошустрее да поумнее, Нестеров затыкался и уходил в глухую защиту, как боксер, которому нечего сказать. Второй этап программы... Трофимов противился всей душой, всем сердцем, не желая ставить ногу на собственную грудь. Заливаясь коньяком в гордом одиночестве, он говорил себе: "Пошли их всех в глубокую задницу, засунь их всех туда и заткни тампаксом". И ведь был готов! А утром, заглотав пригоршню аспирина, затыкал тампаксом свои сомнения. Через силу, но затыкал. Ничего не поделаешь, в жизни приходится делать много чего такого, что для тебя - как железом по стеклу.
