«Знаешь, сколько похоронили? — спросил бригадир к концу последнего дня работы. — Четыреста двадцать пять человек! Вот сколько людей погибло за нашу деревню! Да нет, гребена ниченка, больше. Не всех же здесь оставили, первое время подбирали, сколько еще в госпиталях умерли? Целую тысячу в уме держать надо», — удивился бригадир своим собственным рассуждениям, сорвал с головы кепку и долго стоял у только что засыпанной последней воронки, как стоят на кладбищах. Гришка встал рядом, и у обоих дрожали руки.
Деревня следила за их работой и знала, что она закончена. Все женщины оказались на улице, каждая говорила что-то хорошее, Мотаиха даже в пояс поклонилась: «Спасибо тебе, Матвей Иванович! И тебе, Гришенька!» Отобедать чем бог послал приглашали. Они отказывались, но, когда предложили смочить горло самогонкой — она всю заразу уничтожит, — бригадир не устоял, а Гришка поспешил домой отмываться, одежонку простирнуть и выветрить, да и смущен был непривычным вниманием и такими почестями.
* * *
Время шло, мать уж, наверно, заждалась его, а он все стоял на опушке, пока не стукнуло: дяде Матвею надо все рассказать, вдруг что придумает.
Огородами, чтобы не увидела мать, стал пробираться в деревню.
Бригадир жил в полуподвале — четыре венца над землей — на месте сгоревшего дома. На постое у него были немцы.
— Дядя Матвей, мне оселок надо, косу поправить, — нашел подходящий предлог парнишка, чтобы вызвать бригадира на улицу.
Матвей Иванович подыграл:
— А умеешь ли ты править? Пойдем покажу, как это делается.
Он прихватил оселок, и они вышли.
— Ты что нос повесил? Случилось что?
— Случилось, — вздохнул парнишка и рассказал, в какое положение он попал из-за своей неразумности.
— У, гребена ниченка, серьезное дело. Не пойму, однако, что ты нашел, наган или пистолет?
— Да наган! Но я его не буду отдавать! Ни за что! Я его в лесу спрятал.
— Так убьют же тебя, Гриша.
— Я знаю... Может, в лес уйти партизан поискать?
— Тогда твоих расстреляют.
— И я всех немцев перестреляю! Собачника в первую очередь. Приведу партизан, и мы тут такое устроим...
— Пустое, надо о деле думать, — прервал бригадир. — Вы когда за клюквой ходили?
— Да я и не помню. В конце марта или в начале апреля.
— Гм, три месяца назад ты нашел этот наган, а с тебя спрашивают сейчас! Значит, отдавать придется, не отвяжутся!
— Нет! Нет! Мой он!!
Гришка в отчаянии схватился за голову, и слезы брызнули из глаз.
— Да погоди убиваться! Ты вот что, ты пистолет им отдашь!
