— Этот не жилец.
— Как это не жилец? Почему? — не захотел поверить мальчишка.
— Выживают те, кому операцию сразу сделают, кровь остановят да в теплую постельку уложат, а со жгутами столько времени...
— С какими еще жгутами? — не дал договорить председателю Гришка.
— Выше раны ногу или руку туго перевязывают, чтобы кровь не текла. Слышал я, часа три этот жгут держать можно, потом все, конец.
В этот вечер Гришка долго не мог уснуть и все твердил про себя: «Останься живым, пусть не убьют тебя немцы, доберись до своих, и тебя спасут, не могут не вылечить такого человека». Мучился, что никогда не узнает, уцелеет безногий или умрет, как думал дед Никифор, и спал плохо. Мать несколько раз толкала под бок:
— Что кричишь, будто тебя режут?
Отговаривался:
— Не знаю. Сон, видно, страшный приснился, — а какой, не говорил.
Испорченный кинжалом эсэсовца шлем он от нее утаил, деда Никифора попросил ни о чем не рассказывать, чтобы меньше было разговоров, когда снова соберется в Валышево за сухарями.
А снился ему всю ночь безногий красноармеец.
9. Гибель председателя, смерть Миши
В Дедовой Луке и окрестных деревнях продолжал свирепствовать тиф. И не одна мать, многие удивлялись, почему он так разгулялся в тылу, а в Валышево, на самой, можно сказать, передовой, никаких болезней не было, и шутили: «Тиф не дурак, под пули и снаряды лезть не хочет».
Чтобы избежать эпидемии, мать решила возвратиться домой, но недалеко от Валышево их остановили и приказали идти назад.
Во время сильных боев на берегу Полисти фашисты построили запасную линию обороны с огневыми точками, окопами и землянками. В одну из них мать решила зайти погреться. Растопили печку, разомлели и остались ночевать, а утром заболела Галюшка. Второй слегла Люся, за ней Настя и Нина. Занемог и Гришка.
По дымку из трубы немцы определили, что в землянке кто-то живет. Прискакал патруль. В дверь просунулся немец. Мать, а болезнь начала донимать и ее, подняла голову и тихо сказала:
— Тиф у нас. Тиф. Хочешь, так стреляй.
Так и сказала в отчаянии, не заботясь, как отнесется к ее словам фашист и что сделает. Он окинул взглядом лежащих, задержал его на Гришке — не партизан ли, и попятился. Слово «тиф» немцы знали хорошо и больше не приходили — эти русские обречены.
Они и на самом деле были обречены, но каким-то чудом выжили, стали поправляться. Первой пересилила себя и поднялась мать. За ней встал Гришка и скоро, на этот раз по разрешению матери, пошел в Валышево за сухарями.
