— Не люблю. Водку пить не люблю...
— А вы, боцман?
— Могу, товарищ командир. — Боцман оживился. — Мы сейчас устроим. По правде сказать, уже приготовлено, но... не знал, как вы посмотрите, товарищ командир.
— Я смотрю положительно. В госпитале не попадало, скажу прямо, соскучился. Если бы только поковыряли, ничего, кажется, можно тогда спиртное. Но нашли еще шок. Откуда у меня шок? Придумали, наверное, врачи.
Боцман успел моргнуть коку, лично прислуживавшему у стола, и тот вскоре появился с графином и рюмками, которые он ловким движением расставил перед каждым. Команда, вероятно, уже пообедала, так как опять заговорила чеканка. Рюмки задрожали на столе. В открытый иллюминатор вместе со звуками чеканки входили запахи моря, и то виднелась, то исчезала полоса воды. На волнах прыгали щепки, и сизо-фиолетовые масляные пятна играли под солнцем.
Вместе со звуками пневматической чеканки, дробной и отчетливо-резкой, похожей на пулеметную строчку, долетали слова песни, известной Дубоносу только по мотиву. Он слышал когда-то эту песню, уже после оставления Севастополя, от моряков крейсера. Теперь бн внимательно прислушался, в такт мотиву пошевеливая губами.
...Лежали враги где попало
Вповалку на крымской земле.
Это было похоже на припев — повторили два раза. Потом снова ворвались басы, крикливо и надрывно, и слов не разобрать. На лице Дубоноса промелькнула досада. Горигляд переглянулся с боцманом, алчно оглядывавшим графинчик. И вот слова снова дошли до слуха, когда вырвался густой и отчетливый голос, очевидно, запевалы:
А палуба. «Красного Крыма» Нам надолго стала землёй...
— Карабака поет, — нагнувшись к Дубоносу, сказал боцман. — Его голос всегда выделишь от остальных.
— Хорошая песня, — сказал Дубонос, уже не вслушиваясь в слова, — и понятная. Ушли из Крыма и думают вновь вернуться победителями. А мотив прямо-таки гимн... Вроде «Варяга»...
— Только более оптимистичен, — сказал Горигляд.
— Пожалуй, — согласился Дубонос. — Ну, на чем мы остановились? Ага...
Первый тост нужно было произнести, конечно, в шутливом тоне. Но неразговорчивый механик, сразу же по-деловому углубившийся в тарелку, вызывал досаду и как бы поддерживал чувство неловкости, владевшее Дубоносом с утра. А тут еще отказ от рюмки водки, какой-то подчеркнутый отказ.
— Когда окончим ремонт, товарищ Губанов? Кстати, ваше имя и отчество?
— Через неделю, товарищ командир. Мое имя и отчество просто — Иван Иванович.
— Долго... неделю долго. Командир дивизиона приказал закончить ремонт поскорее, Иван Иванович.
