Шняга…
Не, ребята, если я когда и решусь жениться — так только на ней, наверное.
Я же что думал? Я же думал, только домой сунусь — тут мне звиздец и придет. И за то, что бригаду бросил, и за то, что с дядей поссорился, и за то, что на теплое местечко в штабе не захотел, и ваще… А чему вы удивляетесь? У многих так — вы только подсядьте к барной стойке и уши навострите, вам сразу не один десяток мужиков всех рас и народностей душу будут готовы излить.
Если честно, я и Контру-то этого прихватил домой больше в надеже, что Шняга постесняется при постороннем, да еще и подчиненном… И то — не сожрали бы его в офицерской гостинице.
Захожу, стал быть, это я в спаленку нашу — глаза в пол, нервы на взводе, весь собран, как будто мне ща целый ковен в капусту шинковать.
Тишина в спальной.
Подымаю глаза.
Сидит моя ненаглядная, пригорюнившись, щечку свою матовую кулачишком подперла… девчонка-девчонкой из Вечного леса, только что любимого за Море проводившая… причем еще и попробовать с ним не успев. Открывает она свои глазищи широко-широко, а на ресничках длиннющих слезинка висит.
Вот верите-нет, ребята — перевернуло меня нах. Такая она печальная, такая беззащитная… Так сердце и рвется — укрыть собой от мира, уберечь от всякой скверны и реальную жизнь, сволочную и грязную, даже в окошко ей не показывать.
Вот ведь умом понимаю, что морок, вот ведь знаю, что суккубу моему все это изобразить — раз плюнуть, а сердцем чую: не игра это, ребятки, нет, не игра…
А уж прильнула она ко мне, обнял я ее, ненаглядную, и слышу, шепчет: устал, любимый мой, нагрузили тебя, сволочи, чтобы их три трипперных медведя во все щели разом перли… не бойся за нашу бригаду, не переживай — ты нас славно выучил, лучше всех выдрочил, мы с тобой не такие жопы вброд форсировали… и похер, что жизнь — говно, у нас — совковые лопаты… прогребем-прорвемся, а там и ты подтянешься: дядя твой правильный эльф, хоть и должность у него дерьмовая, вот закончишь ты этого конторского стажировать — и снова к нам вернешься…
И стою я, ребята, в полном ахуе, и даже не спрашиваю, откуда она про стажировку знает.
Погодите-ка…
Слышь, родная… этот пацан у нас пока покантуется? Он на кухне ща.
Покантуется-покантуется, — шепчет мне Шняга, а сама к лежбищу нашему так и тянет, так и тянет. Плюнул я на стажера, дядю, бригаду и весь сраный мир вместе с ними, и утонул я в ее глазищах, и носили меня эти волны, и мяли, и трепали, пока не ворвался с ураганом девятый вал… и очнулся я на разоренном нашем сексодроме, еще не остывшем от утихшего шторма.
