В голову как назло мысли лезли невеселые. Вспомнилось, как я чуть не попал в рабство. Как провел сутки в каменном мешке, ожидая своей участи. Если бы не фракиец Скилас, вполне возможно, что я уже давно умер бы в рудниках или на галерах. Неужели все повторяется, и мне опять грозит рабство? Только на этот раз не римское, а германское. Провести остаток жизни в вонючей яме, выполняя приказы варваров, которые даже не знают, что такое термы мне вовсе не хотелось. Про себя я решил, что если не получится сбежать, я найду способ убить себя. В крайнем случае, брошусь на какого-нибудь знатного германца и зубами вцеплюсь ему в глотку. Сразу прикончат. Да, так я и сделаю. Но для начала нужно попытаться сбежать.
Но как раз вот это сделать и не получалось. Меня не развязывали ни на минуту. Лишь время от времени слегка ослабляли веревки, чтобы руки и ноги не затекли. В этот момент двое варваров всегда были рядом с оружием наготове. Когда кормили, развязывали одну руку и держали нож у горла. Чуть не так двинешься — перережут глотку и охнуть не успеешь. А так либо связанный на лошади, либо спиной к дереву.
Так мы и ехали пять дней. К вечеру пятого дня я опять потерял сознание. На этот раз без всяких дубинок. Просто закрыл глаза и провалился в спасительную тьму. Скудная кормежка, побои, абсолютная невозможность двигаться сделали свое дело. Я был слаб как ребенок. Развяжи меня и скажи: иди, шагу не сделаю. Держался до последнего, хотя перед глазами все плыло… А потом будто кто-то свечу задул.
Когда я пришел в себя, не было ни тряски, ни потного лошадиного бока, ни ведущей в неизвестность дороги. Я лежал на земляном полу в деревянной хижине, больше похожей на сарай. Еще плохо соображая, где я нахожусь, попробовал пошевелить руками. Они были по-прежнему связаны. Так же как и ноги. Судя по всему, я здорово напугал этих парней.
Перевернулся на бок, огляделся. Окон не было, зато щели между бревен были такие широкие, что в хижину без труда проникал солнечный свет. Скособоченная дверь заперта. Но на вид она такая хилая, что можно легко вышибить плечом. Это хорошо. Плохо то, что за этой дверью кто-то мерно вышагивал взад-вперед. Они озаботились выставить часового. Странно для германцев. Обычно они считают караульную службу чем-то ненужным и даже недостойным настоящего воина. Вот пива напиться и подвигами своими похвастаться — другое дело. А тут гляди-ка — самый настоящий часовой. Лестно. Выходит, не ради рабства меня взяли. Вернее, не только ради него. Думают, поди, что я знаю какие-то военные тайны. Ну-ну…
