На другой день после оформления моих документов ночью пришел немецкий патруль. Филиппыч еще работал в своей мастерской, а я спал на сундуке в кухне около выходной двери. Имея, наконец, на руках все бумаги; я в эту ночь заснул так крепко, что не слышал, как немцы вошли в дом. Проснулся, когда они уже стояли около Филиппыча и допрашивали его, почему он так поздно работает. Он объяснил, что днем занят на фабрике, зарабатывает мало, а семью кормить нужно.
— Посторонние есть в доме? — спросил один из них по-русски.
— Никого нет, — ответил Филиппыч, — только старик больной.
— Где он?
— Спит.
— А ну, буди его.
Притворившись спящим, я прислушался к разговору. Неприятный холодок пробежал по телу.
Филиппыч толкнул меня:
— Вставай, старик!
Сгорбившись и прихрамывая, я вышел к немцам в нижнем белье.
— Документ! — потребовал один из них, оглядывая меня.
— Документ? — протянул я, сонно глядя на немца. — Паспорт, значит? Сейчас принесу.
Я вынес к ним свое замасленное, в заплатах полупальто, из кармана достал документы, завернутые в грязную тряпочку и заранее замазанные и измятые. Второй немец, в белых перчатках, при виде моих бумажек поморщился:
— Арбейтен?
— Что он говорит? — спросил я у хозяина.
— Где работаешь.
— Инвалид, больной.
— Инвалид! — немец внимательно осмотрел мой биржевой листок. Там по-немецки и по-русски было отмечено: «Снят с учета как нетрудоспособный».
Он еще раз взглянул на меня и вернул документы. Засветив электрический фонарик, они осмотрели кладовку, заглянули в сундук. В комнате на одной кровати спала Мария Михайловна с Сашей, а на другой — Ваня. Немцы проверили их документы и ушли.
Когда шаги затихли, мы с Филиппычем переглянулись и перевели дух. Мои документы выдержали испытание. Случись проверка на день раньше, могли бы произойти крупные неприятности.
— Надо Боре рассказать, — сказал Филиппыч, — пусть порадуется. Хороший парень!
Моя дружба с Борей Хохловым началась именно с этой подделки документов, когда он просидел у меня несколько часов, изготовляя штампы. Боря рассказал историю возникновения их молодежной организации. От него я впервые услышал и о семье Долетовых.
Николай Долетов, школьный товарищ Бори, жил с ним в одном доме. Когда немцы ворвались в Крым, отец Бориса вместе с частями Красной Армии ушел в Севастополь, а отец Николая, Георгий Яковлевич Долетов (Борис называл его «дядя Гриша»), ушел в партизаны. Дядя Гриша, старый член партии, партизанил еще в гражданскую войну, потерял ногу и носил протез. Но крымские леса он прекрасно знал и надеялся быть полезным. Семью свою он оставил в городе для связи.
