— А на какие же денежки ты все это купил? — спрашивает Марфа.
— На самые обыкновенные, трудовые.
— Да откуда их столько у тебя взялось? — допытывается Марфа.
— Откуда! — улыбается Игнат. — Я же горы кирпичные переворочал. Вот итряхнул малость. Заработаю еще, не тужи. Заказов на кирпич у нас много.Только работай!..
— Спасибо, Игнат, — благодарит Марфа и, накинув на голову полушалок,проходит к зеркалу. И в профиль, и прямо рассматривает себя Марфа,любуется собой: то улыбнется, то подожмет губы. И кажется ей, будтопомолодела она от мужниного подарка.
Люба с чуть приметной улыбкой со стороны посматривает на мать. Марфазамечает это и сконфуженно опускает глаза. Потом бережно беретполусапожки, заворачивает их в старый лоскут материи и прячет в сундук.
— Это куда же ты их убираешь? — протестует Игнат. — Надевай и носи.
— Успею, сношу...
...Вот и теперь нет-нет да и достанет она полусапожки с белыми ушкамии опять вспомнит тот счастливый вечер.
Так шли дни за днями. Уже две недели минуло, как уехал Игнат, авесточки от него все нет.
В один из томительно жарких дней из района в колхоз «Заря» поступилораспоряжение эвакуировать колхозный скот, сельхозмашины, хлеб. По дорогамтем временем уже мчались грузовики, тянулись подводы, шли усталые беженцы.
В полдень Марфа забежала к Василисе Хромовой. Сын ее, Виктор, училсявместе с Любой и дружил с ней. Подошла к Василисе и соседка НатальяБоброва, смуглолицая и бойкая на язык молодая вдовушка. Заговорили овойне, о своих надеждах и тревогах. Василиса пригорюнилась.
— Бабоньки, куда же я отсюда-то поеду? Мой-то тут похоронен. Будуздесь век свой доживать. А умру — рядом с ним пусть и положат.
— Говорят, уж больно лютуют фашисты, — сказала Марфа. — Давеча Витятвой был с Любой, и ужас что рассказывали. Неужто все правда?
— Кто знает, может, и правда, — ответила Василиса. — Я поэтому-тоВитьку и не держу. Пусть едет к своим сестрам. Они выпорхнули из родногогнезда, пусть и этот летит. Он не маленький уж.
— Не знаю, как и поступить, голова кругом идет, — призналась Марфа. —За Любку боюсь, надо бы куда-то ее отправить, да тоже страшно. Лучшедержаться вместе.
— Может, и страшно, только молодежи здесь делать нечего, а там, втылу, им работа найдется, — сказала Василиса.
Наталья махнула рукой:
— А я решила все-таки не уходить. Будь что будет. Разве угадаешь своюсудьбу?.. Вон Сидор Еремин остается, Ефросинья его заартачилась. Еслипридут немцы, говорит, ну что ты для них? Мужик и мужик...
