— Вздремнули? Как ни в чем не бывало. Завидую вашей выдержке. Прошу вас, отнеситесь ко мне с доверием. Поговорим как мужчина с мужчиной. — Он придвинул второй табурет и сел.
Гусман спросил:
— А Баттилана?
— Его утащила в свою клетушку надзирательница. Вот ненасытная баба!
— Я так и подумал, увидев ее грудь под гимнастеркой.
— Но характер холодный, никакого снисхождения не будет, уж поверьте мне.
Гусман подумал: «А ведь сейчас я мог быть на месте Баттиланы, изображая фаворита королевы». Всегда он так, вот лодырь. Не дал себе труда поухаживать за надзирательницей.
— Сейчас я вам докажу мою искренность. Эта женщина способна на все. Фанатичка. Но сейчас, между нами говоря, вы не считаете, что несколько перехватили в своем притворстве?
— В притворстве?
— Да, перехватили. Это вызывает подозрения.
— Я устал, — отговорился Гусман.
— Отлично знаю: при вашей профессии следует все отрицать. Уважаю ваше поведение, хотя для меня оно равно признанию. Видите, надзирательница оставила ключи на столе?
Гусман заметил ключи. Спросил:
— Чтобы я совершил попытку к бегству и меня расстреляли?
— А если не попытаетесь, мы что, помилуем вас? Ну, дружище! Слушайте меня внимательно: отвечаю откровенностью на ваше недоверие. Вот что я вам скажу: я удручен, затравлен. Будь я в вашем возрасте, бежал бы с вами куда глаза глядят. Но мне надо думать о будущем. Слишком я молод, чтобы пускаться в авантюры.
Гусман, уже не в силах совладать с нетерпением, спросил:
— Когда бежать? Сейчас?
— Надо дождаться ружейного залпа. Тогда можете быть уверены, что надзирательница не появится. Ни одной казни не пропустит.
— Кого расстреливают?
— Когда услышите залп, в вашем распоряжении останется три-четыре минуты.
— Для бегства? Кого же расстреливают? — повторил он, наперед зная невероятный ответ. — Расстреливают Баттилану?
— Эта сука сначала им попользуется, а потом с величайшим хладнокровием уничтожит. Беднягу уже ничто не спасет. Но вы — просто ума не приложу, куда вам деваться, когда вы выйдете отсюда? В этих краях мне известны два типа людей. Фанатики, их меньшинство, которые выдадут вас полиции, и остальные, которые из страха повредить себе выдадут вас полиции.
Гусман язвительно заметил:
— А полиция меня отпустит.
— Одного убивают, другого отпускают. Нужно ладить со всеми. С правительством и с революцией.
— Вы мне подаете надежду, чтобы схватить снова?
— Э, с вами не столкуешься. Но сами скажите, предоставится ли другой случай? Считайте, если хотите, что мы ни о чем не говорили, и поступайте по-своему. Оставляю вас. Желаю удачи.
