— Не казни себя, в судном бою промашки не бывает, — поддакнул Филька. — Коли двое погибли, выходит, оба и были виноваты…
От этого «оба» Владигор невольно передернулся. Вновь вспомнил неведомый голос, прошептавший: «оба».
— Мешок с добром нашли, а поделить не сумели — жадность одолела. Поступили бы по-братски, не было бы меж ними ссоры. И сами бы на суд не ходили, и меч друг против друга не поднимали… Логично? — вставил Филька книжное слово и подмигнул Владигору: мол, и я в Белуновы книги заглядывал.
— Но ведь я не за мешок их судил, — отвечал, хмурясь, Владигор. — По Совести они виноваты. Ну а по Правде?
Филька захохотал:
— Да, князь, ты загадки задаешь не хуже старого скомороха.
— Что ты смеешься? Или ответ знаешь?
Филька замотал головой:
— Другое ведаю: каждая из вдов положит сыну в колыбель перепачканную в крови мужнину рубаху и будет колыбельные песни ему напевать все про месть да про голову врага, которую надо бросить возле отчего порога. Не будет между этими семьями мира.
— Легко было бы сказать, что Злыдень их попутал… — проговорил тихо Владигор и осушил свой кубок до дна. Но не легче сделалось у него на сердце, а, напротив, куда тяжелее.
— Может статься и так… заполз змеёю-завистью в сердце одному, опоил другого отравой-ненавистью. Тут мечом не поможешь…
— Не о том разговор… Знать-то надо было всего лишь, кто отрока убил…
— Да если о том спор, что ж ты мучаешься, князь? Ты же чародей, неужто ответ на такой простенький вопрос найти не мог?..
Владигор хмуро взглянул на Филимона и вновь наполнил свой кубок.
— Был мне ответ…
— Каков, если можешь сказать?..
— «Оба»…
Филимон расхохотался:
— Вишь, как я угадал…
Владигор стукнул кубком по столу так, что расплескал вино.
— Ответ плох. Да и судья сплоховал. Три человека за мешок золота сгинули.
— Что ж странного, — пожал плечами Филимон, — видал я, как за один золотой сотня людей пропадала…
— Мне одна мысль покоя не дает: может, я не вину их искал, а того, кто этот мешок в старый рудник кинул?.. — Владигор встал, снял с полки золотой кубок, найденный в кожаном мешке, и поставил его на стол перед Филимоном. — Что скажешь? Видел ли ты когда что-нибудь подобное?
Филимон на мгновение задумался, разглядывая хитро усмехающиеся мордочки козлоногих людей, играющих на свирели…
— Ага, видел… — кивнул он наконец. — В библиотеке у Белуна в одной книге был нарисован точь- в-точь такой же…
Мрачен был лес. Березы тлели белыми свечками меж темных, почти черных, елей. Стоило вековым великанам потесниться — тут же, извиваясь тощим телом, ползла вверх молоденькая рябинка, всю недолгую свою жизнь проведшая в лесном полумраке, как девица в заточении. Ей бы на облака посмотреть, на синее небо полюбоваться, да куда там — огромные ветви застилают небо. В лесной чащобе старому, отжившему свое дереву упасть некуда — стоит оно, наклонясь, опираясь на ветви и стволы соседей, будто дружинник в бою, сраженный каленой стрелою, упал на руки своих товарищей и, мнится, мертвый, все еще хочет бороться и взмахнуть мечом.
