Буз Алексей Федорович, был переведен на службу в Чечено-Ингушетию из управления внутренних дел Кемеровской области. С первых же дней работы в республике проявил себя деятельным и компетентным руководителем, способным организатором взаимодействия с прокуратурой, партийными и советскими органами. Постоянно занимался поисками новых способов борьбы с преступностью, внедрением передового опыта работы в этом направлении. Был сдержан в оценках и гибок в общении. Старательно готовился к каждому заседанию коллегии министерства, выездным совещаниям и республиканским партийно-хозяйственным активам. Являлся очевидным претендентом на должность министра и не скрывал этого, хотя послушно подчинялся воле последнего, был подобострастен в общении с ним (в 1975г. он сменил Гусинина Н.И. на посту министра, а в 1979г. был назначен на должность начальника управления внутренних дел крупнейшего в Северо-Кавказском регионе Краснодарского края).
Соперничество между Бузом и Гусининым нередко ставило меня в сложную ситуацию, при которой действуя по указанию одного, я невольно вступал в противодействие другому. Обстановка складывалась таким образом, что министр считал меня сторонником подсиживающего его заместителя, а у того наоборот складывалось противоположное убеждение. Лавировать между ними было невозможно, поэтому пришлось каждое указание Буза согласовывать с министром и действовать согласно его воле. Это дало трещину в моих отношениях с Бузом.
Осенью 1973 г. в Грозном прогремел ряд мелких взрывов, создавших только шумовой эффект. На рассвете был взорван памятник покорителю Чечни генералу Ермолову. Причем на ограждении памятника преступник оставил надпись антирусского содержания. Выехавший со мною на данное происшествие Буз А.Ф. склонился к версии о причастности к преступлению националистов. Поручил сконцентрировать все внимание на поисках недовольных Ермоловым чеченцах. Мое же суждение о намеренном оставлении ложного следа для возбуждения античеченской истерии оказалось достаточным для устранения от организации раскрытия данного преступления. Через 7-8 месяцев преступник был установлен и арестован. Им оказался инженер русской национальности. Несмотря на это Буз продолжал считать меня националистом, хотя фактически я всегда руководствовался здравым смыслом и только интересами службы.
Мое упорство в отстаивании собственной позиции без оглядки на национальную принадлежность подозреваемых в преступлении не раз позволяло руководству министерства усомниться в беспристрастном следовании служебным интересам. Так, например, в небольшой речушке на окраине г. Грозного было обнаружено тело молоденькой девушки с признаками насильственной смерти. Потерпевшей оказалась кассир угольной базы, директором которой был ингуш. При обсуждении мероприятий по раскрытию преступления поступило поддержанное Бузом предложение о задержании директора базы в качестве подозреваемого и отработке в камере предварительного заключения. Сообщив, что знаю его как примерного семьянина и добропорядочного человека, я попытался возразить. Одновременно предложил дождаться результатов работы по другим версиям, в том числе о возможной причастности к убийству родственников самой потерпевшей. Буз отклонил мое предложение, намекнув на стремление оградить ингуша. Директора базы посадили, но через 3 суток освободили. У братьев потерпевшей были обнаружены принадлежавшая ей сумочка с ключами и туфли, в которых она ушла с работы в день убийства. После задержания они признались в убийстве. До этого министр и его заместитель имели неосторожность упрекнуть меня в самоустранении от участия в отработке директора базы только по тому, что как и он я был ингушом.
