— А у тебя самой какое образование? Вздрогнув, Катя повернула к нему голову.
— Какое? Высшее! Четыре зимы в школу ходила, потом на полях заканчивала. — Она вздохнула. — Станешь книжку серьезную читать — трудно! А другие нарочно, чтобы ученость свою показать, пишут так, что голова треснет — буквы русские, а слова… Смотри, лес какой! — вскрикнула она восхищенно, перекинувшись взглядом на другую сторону: темные сосны — такие высоченные, что из окна автомобиля никак невозможно было увидеть их вершины, — неслись мимо сплошной, непроглядной массой, и лишь на самые ближние к дороге падал свет от рассыпавшихся по небу звезд. — У вас, где ты родился, леса такие же красивые?
— Я в Москве родился, Катя.
— Ни разу не была в Москве. А хочется… — задумчиво проговорила она. — Книг, наверно, там!..
Зимин улыбнулся.
— Книг мы и здесь достанем, а знания, Катя, дело наживное. Ты вот счастливее меня. Я школы совсем не знал. Образование с одиннадцати лет начал на заводе, а заканчивал в тюрьмах и ссылке.
— Это хорошо, — не без зависти сказала Катя. — Товарищ Зимин, а может, ты хоть немножко расскажешь, как вы там… в ссылке? — Она смотрела на него с уважением и робостью.
— Когда-нибудь и расскажу. Ведь не раз еще встретимся. Правда?
— Конечно. А ты очень хороший. Если бы все такие… Она крепко сжала ему руку, и в этом ее порыве было столько непосредственного и наивного, что Зимин привлек к себе ее голову и погладил.
— Людей хороших у нас много, дочка.
— Я знаю.
Сосны вдруг поредели, метнулись в стороны; под колеса автомобиля кинулась просторная земля — в дымке тумана, мерцая лужами. Холодный ветер плеснулся Кате прямо в лицо; косички ее затрепетали. Она крепко зажмурила глаза, засмеялась.
— До чего хорошо, боже ты мой!
— Это твои Ожерелки? — сквозь свист и подвывание ветра расслышала она голос Зимина.
Катя открыла глаза и, увидев черневшие за мглистым полем дома, огорченно вздохнула.
— Так скоро! Ни разу я на автомобиле не ездила, товарищ Зимин.
— Хочешь — до Певска?
Она отрицательно покачала головой.
Разбрызгивая грязь, машина поравнялась с крайним домом. Зимин вглядывался в темноту.
Деревушка была невзрачная: одна улица, и на ней редко расставленные дома, похожие друг на друга. Они, казалось, не стояли, а сидели на черной земле, нахохлившись под соломенными крышами, как старые совы.
— Без электричества живем, — сказала Катя, перехватив взгляд секретаря, задержавшийся на одном из домов, под окнами которого лежали желтоватые полосы света, просочившегося сквозь щели ставней.
