Как только Котька поправил здоровье и отправился-таки домой, отец посмотрел более откровенно.
— Дурень! — сказал, как плюнул. — Женится он… если б не Котька… Дурак и есть!
И ушел. Дынко сидел, тяжело опираясь на пустой стол и тупо смотрел на тарелку с закуской: колбасой и зелеными перьями лука. И правда, дурень… Если бы не отец… Не Котька…
Дынко, конечно, много себе позволял, но так… Юную наивную девушку… После слов о намерении сегодня же найти невесту.
И как же от нее пахло! Только… тем ли, чем цвела? Стоит признаться, наконец, что аромат его дурманил совсем иной, тонкий запах, не перебиваемый теперь даже другими, которые куда к нему ближе. Нужны ли ему они, другие?
Дынко не был настолько глуп, чтобы использовать слова "всегда" и "никогда". Но ведь с тех пор, как появился Слав, все изменилось. И эта тяжесть, сгибающая спину при виде нового альфы имеет вполне определенное название — ревность. Вот что это такое.
В груди жгло, похмелье, конечно, тоже имеет место быть, но от кого тут скрывать очевидное? Отец прав, не будет ему покоя, пока… Но Власта. Хотя…
В то, что Слав по-настоящему может быть опасен, Дынко не верил. Единственный серьезный противник — он сам, но войну сам с собой Дынко только что проиграл. И все равно душу терзал страх — а может он ошибается? Может, уже опоздал? Но больше тянуть было невозможно. Вскоре Дынко уже знал единственное верное решение и почти сразу с ним смирился. Почему бы и нет? Это со всеми случается.
Отец не удивился, узнав, что Дынко хочет уехать прямо сейчас, может, увидел что-то новое в его лице, в его ставших спокойными глазах и распрямленной спине. Крепко обнял, пообещав вскоре приехать в Сантанию.
— Ну, если повод найдется, — тихо пробурчал, но пояснять свои слова не стал, а Дынко не стал уточнять.
Радуясь, что большинство населения деревни все еще отдыхает после вчерашнего, Дынко быстро выехал за околицу. У редкого березового леса, сразу за первым поворотом, прямо у дороги его ждала вчерашняя девчонка, делая вид, что она тут оказалась совсем случайно, ну или по важному делу.
Дынко замедлился и спешился прямо у ее ног. Какое лицо… Совсем ребенок, сердце сжалось, как же он посмел!
— Как тебя зовут? — спросил, настойчиво заглядывая в отворачивающееся лицо.
— Настя…
Вчерашние сережки мелко вздрагивали, когда она нервно обдирала рукой попавшиеся под руку листья куста.
— Настя… Настенька… Знаешь, ты… прости меня. Я… Понимаешь, я, — он замолчал, тщетно пытаясь найти нужные слова.
