Что до прочих улиц города — речь идет, разумеется, только о той его части, что лежит по южную сторону от реки, — то все мостовые без исключения были разбиты и изрыты топкими канавами, полными гниющих ядовитых помоев; и каждый божий день это болото месили лошадиные копыта, колеса повозок и многочисленные стада коров, свиней и овец, которых гнали из деревень на рыночную площадь. И каждый вечер гнилая топь замерзала и покрывалась ледяной коркой, поскольку в последнее время стояли лютые морозы. Давненько не бывало такой зимы.
Доходный дом Бертона Флюса стоял в самом конце переулка. Это была грязная, убогая халупа, которую хозяин поделил перегородками на совсем крошечные комнатушки — ведь чем больше постояльцев, тем больше доход. И когда бы Пин ни возвращался в свою конуру, будь то днем или ночью, ему всякий раз было не по себе. Все его соседи без исключения были народ, мягко говоря, странноватый, и у каждого имелись отвратительные причуды или черты характера, а чаще то и другое вместе. Что касается самого Бертона Флюса, то ему Пин не доверял ни на грош, чувствуя, что этот человек может вышвырнуть его на улицу в любую минуту. Вся округа знала, что внизу, в подвале, Флюс дерет людям зубы — дело, кстати сказать, тоже очень доходное. Днем и ночью из подвала доносились душераздирающие вопли; все их слышали, но никому не хватало смелости спуститься и посмотреть. Вообще говоря, Бертон не раз уже намекал Пину, что согласен забрать у него зуб-другой вместо недельной платы за жилье, но мальчишка отказывался. Все это и еще много чего в придачу вертелось у Пина в голове, пока он спешно шагал вдоль реки. Перед самым мостом он остановился — там, где к реке спускался ряд мерзлых ступеней.
«Да уж, богачи и впрямь совсем другой народ», — печально подумал мальчик, глядя на противоположный берег. Река Фодус всегда, в любую погоду, распространяла по всей округе отвратительный запах ядовитых испарений, но ветер обычно сносил всю вонь на юг, так что на северной стороне она чувствовалась куда меньше. Поэтому даже воздух, которым дышали богачи, был лучше. С того места, где стоял Пин, можно было разглядеть смутные силуэты их роскошных домов — в остальном помогало воображение. Пину не нужен был дневной свет, чтобы увидеть нарядные фасады со сверкающими стеклами, парадные входы с лакированными резными дверьми, с арматурой из полированной меди, красную черепицу на крышах, грозных химер на карнизах.
