— А ну пошли выйдем! — Лось двинул к выходу из палаты. Олег шагнул за ним.
— Ребята, не нужно! — забеспокоился учитель из Гориса. — Ну, пусть правительства между собой не поладили, а вам-то что делить? Едите из одной посуды…
— А ну, заглохни, профессор недоделанный! — мгновенно обернулся Лось, приставил к горлу учителя неизвестно откуда появившуюся в его руке финку, — Мало, что тебя снизу укоротили, я могу запросто и сверху такую же операцию проделать! Жрем мы, может быть, из одного котла, но разное варево. И то, что хаваю я, этому пидору в жизни не перепадет! Потому что закон выживания гласит: лучшее — сильному, а остатки — остальным!
Вы с ним, — кивнул он на Олега, — относитесь ко второй категории, поэтому и будете жрать дерьмо. Будете, будете, потому что полковник из Минобороны неизвестно когда теперь приедет с повторной проверкой, а я — вот он, здесь, на месте. И долго еще здесь буду, потому что в больнице мне понравилось больше, чем на передовой. Питательно и спокойно. Понял, гнида?
Лось чуть дернул лезвие финки на себя, и на горле учителя появилась тоненькая красная полоска, на которой стали набухать бусинки — капельки крови. Учитель, вытянувшись на кровати как струна, лишь молча закрыл глаза.
— Ты, хряк! — позвал Лося Олег.
Тот молниеносно обернулся в его сторону с выставленным ножом, и Грунский с удовольствием, от всей души вмазал по его запястью ребром ступни здоровой ноги — раненой пока еще опасался бить. Финка мягко стукнулась о стенку и закатилась куда-то под кровать учителя, а Лось затряс рукой.
— А теперь пошли! — указал на выход Олег. — Понравилось, говоришь, в больнице? Подольше здесь задержаться хочешь? Что ж, по мере сил и возможностей постараюсь исполнить твое заветное желание!
Он пошел к выходу.
— Да я тебя, сука, одной рукой!
Лось ринулся за ним из больницы и… нарвавшись на жесточайший хук в челюсть, завалился под ее стену. Другого такой удар, наверняка, вырубил бы надолго. Другого, но не здоровяка, отъевшегося и набравшегося сил в гражданской столовой: Лось помотал головой, приподнялся и въехал подбегавшему Олегу кулачищем в живот. Тот сложился, как перочинный ножик, а рецидивист, пользуясь слабым светом уличного фонаря на недалеком столбе, уже вовсю молотил его руками и ногами. Затем, присмотрев прислоненный к углу здания лом, ухватил его и, замахнувшись изо всей дури, повернулся к Грунскому с явным намерением сделать из него гербарий, но… того уже не было рядом. Поняв, что на свету Лось просто раздавит его своей тушей, он благоразумно предпочел откатиться в темноту, за стенку из кустов желтой акации. А когда Лось бросился за ним, размахивая стальной дубиной, как перышком, — подставил ему ногу. Тот грохнулся со всего маху так, что, наверное, было слышно по ту сторону земного шарика — в Америке. Вырвавшийся из его рук лом прошелестел по кустам рядом с Олегом, а он, не теряя времени даром, принялся охаживать ногами лежащего Лося, презрев неписаный закон уличных драк — «лежачего не бьют». Тому, видать, хорошо перепало по ребрам: заорав, он вскочил вдруг на ноги и напрямую, через кусты, ломанулся к видневшемуся неподалеку приземистому кирпичному зданию — душевым, совмещенным с прачечной.
