В этот же день любовница комбрига — Назик, семнадцатилетняя симпатюля, шастала по полю с видеокамерой, снимая «для памяти» наиболее интересные моменты учебной штурмовки. Позы она, конечно, подражая великому Федерико Феллини, принимала такие, что у штурмующих оружие из рук вываливалось при виде ее различных оголенностей, но и сама при этом увлеклась настолько, что имела неосторожность приблизиться на опасное расстояние к маневрирующему Т-72. А молодой, неопытный механик-водитель, естественно, не мог видеть, что сзади танка совершает променад такая «драгоценность». Ну и зацепил правым бортом ее плечо. Слегка, порвав бортовым крюком лямку вязаного то ли платья, го ли полупальто. Но этого оказалось достаточно, чтобы комбриговская ППЖ взвыла в полный голос не столько от боли, сколько от страха и злости за испорченный наряд. А через пять минут эчмиадзинские офицеры затаптывали в грязь ничего не понимающего, перепуганного танкиста. Шлюшка Назик тоже старалась внести свою лепту в избиение, норовя пнуть его в лицо, да побольнее, подкованными каблучками замшевых сапожек. Это «дело», которое Олег наблюдал издали, называлось здесь «обычным». А к утру следующего дня Рашид принес новость:
— Слышь, русаки! А танкист-пацан «дуба секанул» — забили его до смерти! Еще один «павший в боях за свободу и независимость НКР» — посмотрите, домой так и напишут!
Понятное дело, по бригаде поползли нехорошие слухи и кривотолки. Это перед наступлением-то! И начальство решило преподнести рядовому составу «большой сюрприз»…
В десять часов утра на запасные пути местной железнодорожной станции загнали необычный состав: наглухо закрытые пульмановские вагоны, на тамбурных площадках которых примостились по паре солдат с овчаркой. На ярко-красным погонах у них были две золотистые буквы «ВВ» — внутренние войска. На станции солдаты сноровисто, по одному спрыгнули с подножек и, поднатужившись, налегли на двери-ворота. Те, постукивая роликами, поехали в сторону, открывая проемы, забранные решетками, сваренными из толстой арматуры. И тотчас встречающих состав добровольцев оглушило… женским гомоном, выкриками и крепким, совсем не женским матом.
Оказывается, местное начальство, договорившись с кем-то из высших кругов, завернуло «на денек» следовавший транзитом, из одной ИТК в другую, плановый конвой с осужденными женщинами. Причем подобрали умно — следующих этапом по одной лишь статье — за растрату. Почему умно? Да потому что за растрату у нас в России ни один уважающий себя работник или работница прилавка никогда не сядет. Особенно те, у кого солидный стаж работы по этой профессии. Для отсидки существует особая категория «мальчиков» и «девочек», только что окончивших торгово-учебное заведение и поступивших на практику в тот или иной магазин или на базу. При очередной ревизии их «подставляют», и, таким образом, недостающая на данный момент в кассе предприятия розничной торговли выручка или партия дефицитного товара на складе списывается за счет этих стажеров. Большая часть из них — те, которых не в силах выкупить родители, родственники или «добрые дяди-спонсоры» — оседает в исправительно-трудовых колониях различных режимов — в зависимости от «размера хищений». Довольны почти все: ОБХСС, или, по-новому, ОБЭП — отсутствием «висяка», члены ревизионной комиссии — сознанием выполненного долга, а матерые работники прилавка — отведенной в очередной раз бедой. Горе родителей и искалеченная юная жизнь — а что это такое перед ощущением тугой, хрустящей пачки «крупнокалиберных купюр» в чьем-нибудь потном, жирном кулаке?..
