Капитан не привык говорить длинными периодами. Он остановился, откашлялся, вытащил из брючного кармана маленькую изогнутую трубочку, примял ногтем остатки табака, которые были в ней, чиркнул спичкой, затянулся несколько раз и только после этого продолжал:
— На грубую работу я тебя никогда не пущу… Пускай я не такой счастливчик, как другие, но я все же капитан, черт возьми! А вот английский, стенография, — это мне нравится, я не против этого… Только давай прежде потолкуем с Акселем!
Аксель был другом семьи Эриксонов. Летом 1940 года Якоб-Иоганн подобрал его на борт своего судна в Ирбенском проливе, недалеко от берегов Латвии. Небольшая рыбацкая лодка с нефтяным, мотором, заметив «Агнессу», пошла ей наперерез. Сидевший в лодке огненно-рыжий крупный мужчина, сорвав с головы шляпу, отчаянно размахивал ею, стараясь привлечь внимание. Погода была штилевая. Вахтенный помощник спросил в мегафон, чего хочет господин, едущий в лодке, и в ответ услышал просьбу взять на судно. Помощник засмеялся и отошел от борта. Тогда странный пассажир, круто развернув моторку на обратный курс, закрепил руль намертво и, как был, в одежде, прыгнул в воду. Моторка быстро удалялась. Вахтенный побежал к Эриксону. «Агнессу» остановили, бросили плывущему конец, и рыжий, с ловкостью, удивительной для его крупного тела, поднялся на палубу. Он вытянулся перед капитаном, пузатый, круглоголовый дядя лет около сорока.
— Прошу убежища у нейтральной державы, — сказал беглец по-шведски с ужасным акцентом. — В Латвии — большевистский переворот!
Эриксон с легким недоумением пожал плечами. Из газет он уже знал кое-что о событиях в Прибалтике. Но в Швеции известие о так называемом «большевистском перевороте» вызвало волну радости среди довольно многочисленной колонии литовских, эстонских и латышских эмигрантов. Многие возвращались на родину. А этот вдруг решил бежать… Ну что ж… Вольному воля, спасенному рай… Власти разберутся.
В Стокгольме Эриксон сдал беглеца портовой полиции и забыл о нем. Но тот через несколько дней сам напомнил о себе. Разыскал дом капитана, пришел к нему в гости. С той поры и возникла эта странная дружба между беглецом из Латвии и шведским капитаном, у которого с Латвией были связаны самые дорогие воспоминания молодых лет.
Аксель быстро приобрел в Стокгольме влиятельных друзей, устроился куда-то комиссионером, потолстел, подобрел, редко вспоминал о Латвии. К Эриксонам привязался искренне, приносил Агате подарки, помогал по дому, вплоть до того, что однажды привез даже тонну антрацита для зимы. В дни отлучек капитана приходил наведываться: может быть, девочка в чем-нибудь нуждается?
