Рум не верил своим ушам. Возмущенный ропот прошел среди старейшин. Один из них, сославшись на глухоту, попросил Ахмала вторично объявить свое волеизъявление. Тот замотал было головой, затем вновь выпучил глаза на Рума и произнес каким-то чужим безжизненным голосом:
— После моей смерти верховным вождем айгуров станет мой казначей и первый советник Рум.
Еще не веря, что сбылось то, к чему он стремился долгие годы, Рум вскочил на ноги и низко поклонился:
— Да будет твоя воля священна, великий вождь!
Пронзительно заплакал ребенок. Его мать находилась в глубоком обмороке. Слуги замешкались и не успели подхватить Ахмала, когда тот, вдруг схватившись за живот, всей своей тушей опрокинулся на спину.
Ахмал умер еще до наступления ночи. Лекари, пытавшиеся привести его в чувство, испробовали все средства — от массажа до кровопускания. А затем они бросили мертвое тело и разбежались, истошно вопя: из лопнувшего брюха полезли наружу отвратительные черные змеи.
К тому времени молодая наложница была уже сброшена к грунам. Черная дыра поглотила и несостоявшегося наследника, которому перед этим Рум собственноручно размозжил голову о каменную стену. Вокруг Вороньей горы пылали костры, в котлах булькало баранье мясо, захмелевшие воины плясали у костров и выкрикивали приветствия своему новому вождю. Старейшины покидали Воронью гору, разъезжаясь по родным кочевьям, никто из них не захотел остаться здесь на ночь. Их обгоняли конные вестники, чтобы еще до утра сообщить о свершившемся рассеянному по степям народу айгуров.
Безмерно уставший, скрывая злое ликование под маской торжественной скорби по умершему Ахмалу, Рум вернулся в свои покои и тщательно запер за собой дверь, словно не доверял оставшимся снаружи стражникам. Только после этого он позволил себе расслабиться, хлопнул себя по тощим ляжкам и воскликнул:
— Кто бы ни был ты, ночной гость, работу свою ты сделал хорошо!
— И ты готов оплатить мне ее? — тотчас раздался знакомый скрипучий голос.
Рум вздрогнул и побледнел.
— Где ты? Я не вижу тебя…
Паутина под каменным сводом дрогнула и постепенно приняла выпуклые очертания оскаленной звериной морды.
— Я так далеко, что твои крошечные владения кажутся мне ногтем на мизинце. И так близко, что от стука твоего трусливого сердца у меня заложило ухо.
Рум невольно отпрянул, схватившись за грудь.
— Не бойся, — засмеялась морда, — я сейчас не здесь. Что-то в глубине Вороньей горы раздражает меня… — «Он прознал о грунах», — с досадой подумал Рум. — Мне не нужны твои камешки, жалкий человек! И не серебром ты заплатишь мне за мою услугу.
