Она сидела и думала о Джеймсе, потому что ни о чем другом она не могла думать.
В прошлом она написала книгу и родила сына. Теперь сына не было в живых, а новую книгу она уже никогда не напишет. Казалось, что все это случилось с кем-то другим, потому что такого плохого, такого ужасного с ней просто не могло случиться.
Однако случилось. Именно с нею, а не с кем-то другим.
По мостовой проехала машина и затормозила у дома. Это была ее машина. Она узнавала ее по звуку. Мопса вернулась раньше времени. На часах было всего три.
Бенет не пошевелилась, когда входная дверь открылась и в прихожей послышались шаги. Потом шаги донеслись из коридора над ее головой.
Это всего лишь Мопса. Не стоило обращать внимания на ее передвижения по дому. Если Бенет в ее нынешнем состоянии и могла испытывать какое-либо страстное желание, то оно свелось бы к одному — чтобы матери не было здесь, чтобы она убралась обратно в Испанию и оставила дочь одну. То, что Мопса не уезжает, проявляет доброту и заботится о ней, — это правильно и по-матерински вполне оправданно, но лучше было бы обойтись без ее присутствия.
По крайней мере, если Бенет и не легче стало бы жить со своим горем наедине, то каким-то образом меньше было бы в этой ситуации чудовищной карикатурности — умерший ребенок и безумная хлопочущая бабушка.
Мопса вошла в комнату. За руку она вела ребенка, совсем маленького мальчика. Начала она с нелепейшего вопроса.
— Мы тебя не разбудили, Бриджит? Ты, наверное, спала?
Взгляд Бенет был устремлен только на малыша. Помимо девочки, прогуливавшей собачку, это был первый ребенок, который попался ей на глаза после смерти Джеймса.
— Кто это? — спросила она.
Голос был ее, но она не узнала его. Как будто кто-то другой произнес эти слова, находясь в дальнем конце комнаты.
— Как он тебе? Нравится? — задала Мопса встречный вопрос.
Казалось, что более абсурдной фразы нельзя было изобрести. Даже от сумасшедшей женщины Бенет не рассчитывала услышать подобной бессмыслицы, когда речь шла о ребенке. Как будто бы это был щенок…
— Кто он?
Мопса испугалась. Выражение животного страха появилось у нее на лице, страха слабого перед сильным и умным, и тоскливого ожидания неминуемого наказания.
Мальчик по-прежнему послушно держал ее за руку. На вид он был примерно того же возраста, что и Джеймс, но повыше и крепче. Под грязноватой стеганой курточкой красного цвета на белой и тоже грязной подкладке из синтетического меха виднелась синяя джинсовая рубашка. Джинсовый комбинезон и красные сандалии на литой пластиковой подошве довершали его наряд.
