— Да, но к худшему. Твой отец никогда не позволил бы мне лететь сюда, если бы знал, что ты бросишь меня на произвол судьбы, Бриджит. Я заболею опять, если ты оставишь меня одну.
Бенет осторожно высвободила палец из цепкой хватки Джеймса. Он не пошевелился. Неприязнь к матери переполняла ее, она уже почти ненавидела ее. Когда Мопса рассуждала подобным образом — причем весьма рационально — хоть и выказывая при этом все признаки крайнего эгоизма, у Бенет возникало чувство, что все ее сумасшествие — игра, затеянная с целью привлечь к себе внимание окружающих. Конечно, такое заключение ошибочно. Невозможно притворяться сумасшедшей, имитировать душевную болезнь на протяжении долгих лет и с такой изобретательностью.
«Ты не должна поддаваться ненависти. Ты должна жалеть ее», — внушала себе Бенет.
— Мама! Ты будешь в полной безопасности. На окнах крепкие ставни, дом надежно запирается. На каждом этаже телефонный аппарат. И район наш совсем не хулиганский.
— Я не уйду отсюда без тебя, Бриджит. Ты не заставишь меня. Я могу спать на стуле. Я могу спать на полу.
— Тебе этого не позволят. Оставаться разрешают только родителям. Слушай, давай поступим так… Я отвезу тебя домой, потом вернусь сюда, а рано утром опять буду дома.
— Рано утром мне надо быть в клинике, чтобы проходить тесты.
Лицо Мопсы превратилось в каменную маску. Ничего, кроме непробиваемого упрямства, не выражал ее взгляд. Она уже не смотрела на дочь умоляюще, а отвела глаза в сторону, и тут Бенет показалось, что мать сделала это, чтобы скрыть нарастающую в ней злобу.
Бенет поглядела на спящего Джеймса. Испаритель непрерывно накачивал в прозрачную палатку пар. Она встала, взяла со спинки кровати свое пальто.
У нее создалось впечатление, что дежурная сестра крайне удивилась, услышав от Бенет, что та не намерена оставаться с ребенком на ночь. Более того, у медсестры во взгляде мелькнуло нечто вроде осуждения. Зато Мопса, проведшая достаточно долгие периоды своей жизни в различных клиниках, откровенно обрадовалась тому, что они покидают не лучшим образом действующее на ее нервы помещение. Она бодро зашагала к лифту.
По сравнению с больницей дом, конечно, манил уютом, несмотря на не разобранные пожитки и голые, без картин и фотографий стены. В нем было тепло, светло и относительно комфортабельно.
Но Бенет не находила себе места при мысли, что Джеймс просыпается в своей влажной парилке и обнаруживает, что ее нет рядом. Зачем она покинула своего сына? Какую пользу принесло это Мопсе?
