В первую же неделю после нашего возвращения большинство соседей пришли повидать нас, — пришли с самыми теплыми чувствами.
Одним из первых навестил нас Оуни Стикленд — одинокий, вечно грустный рыбак средних лет, один из немногих на побережье, кто все еще в одиночку выходит в море на плоскодонке. Оуни принес нам ведро свежей сельди. Он сообщил, что в прибрежных водах появились крупные косяки сельди и он с удовольствием будет приносить нам немного рыбы каждый день. Этим, в сущности, беседа и ограничилась. Оуни охотнее слушал, чем говорил. Он был добр, застенчив, мягок, до ужаса боялся нам помешать и довольствовался тем, что часами сидел у нас, не произнося ни слова и лишь изредка украдкой поглядывая на Клэр с выражением смиренного обожания.
Частым гостем у нас был и Симеон Баллар, моряк до мозга костей, наделенный грубоватыми чертами лица и мощным телосложением и, в противоположность Оуни, чрезвычайно разговорчивый. В былые времена Симеон объездил весь свет — с грузом соленой трески ходил на трехмачтовых шхунах в Карибское море, доставляя оттуда соль, черную патоку и ром, водил парусные и паровые суда в порты Южной Америки, Средиземного моря, бывал и на Балтике. На берегу ему тоже не приходилось сидеть без дела, ибо в семье у него было девятнадцать детей, и, за исключением двоих, всех их он вырастил и воспитал. Во время присоединения Ньюфаундленда к Канаде Баллар был еще в расцвете сил, но ходить в море ему с тех пор почти не доводилось.
Он был вежливый, обходительный человек и упорно величал меня «шкипером», потому что мне принадлежала последняя, кажется, парусная шхуна в Ньюфаундленде.
— В старое время, — говорил он, имея в виду эпоху «до присоединения», — в Бюржо всегда было восемь — десять больших шхун. Весной и осенью мы брали рыбу на отмелях, а летом шли за границу. Пожалуй, нелегкая была жизнь, но мне и в голову не приходило жаловаться. В Бюржо тогда жило, наверное, с дюжину шкиперов, суда они водили по всему свету и всегда благополучно возвращались домой. Но после присоединения всему этому пришел конец. Канаде мы были просто ни к чему. Шхуны погнили, лежа на берегу, а паровые суда пошли на продажу. Поначалу мы пытались рыбу ловить, но и это дело зачахло, так что почти все шкиперы осели на берегу. Вот это действительно было нелегко: капитанам с нашей квалификацией и в наши-то годы — мне тогда только-только сорок исполнилось — сидеть без работы. А нам еще говорили — это, мол, к лучшему. Гораздо, мол, лучше вам работать на фабрике. Может быть, может быть... Но я благодарю бога за те годы, что я прожил в море.
