— Шиш! Шиш, голубчики, я вам не дамся, не из таковских!
Но жеребец наседал сзади, его громадная мохнатая голова моталась над Саввой, кидая кровавую пену.
Савватей начал бить Рязанку кнутом по ногам, это было его последнее средство. И он въехал в Ольховицу первым, подкатил прямиком к лавке…
У Рязанки мелко дрожали грудные мускулы, ноги вздрагивали и подкашивались, она держалась еле-еле и готова была упасть каждую секунду. Ее не надо было привязывать к коновязи, где стояло с десяток других упряжек. Она храпела, бока ее часто вздымались…
Савватей отпустил подпругу, разнуздал. Бегая вокруг лошади, он обтер ее клочком сена, накинул на нее свою же шубу, уговаривая:
— Ой, молодец, ой, обставила! Обошла такого верзила, от славутница! Где им против нас? Слабы в коленках! Да мы этого Ундера…
Судейкин с Нечаевым поставили жеребца на задворье у знакомых, распрягли, привязали за толстый аркан и, не попив даже чаю, явились к магазину.
— Что, выкусили? — кричал Савватей Акиндину. — Да моя Рязанка, кабы шиненные розвальни… Не уступлю жеребцу ни в жизнь.
Акиндин подошел, хлопнул рукавицей.
— Ладно.
— Вот и ладно, — радовался Климов. — Теперь твоему Ундеру хана, три года будет бесплатно обслуживать Рязанку-то.
Судейкин поглядел на кобылу.
— Нет, Савватей Иванович, — сказал он. — Ундер ей больше не понадобится.
— Думаешь?
— И думать нечего, само видно. Ишь, у ее и губа отвалилась, все поджилки трясутся.
Савватей Климов только теперь понял, на что стала похожа кобыла. Он сокрушенно кашлянул, крякнул.
— Ишь ты, и правда, едрена-вошь… Вроде бы и кобыла-то ничего. Совсем была новая…
— Новая, — ухмылялся Судейкин. — Кобыла новая, да дыры старые, вишь, еле пышкает.
Люди, ольховские и приезжие, сгрудились вокруг. Здоровались, подходили новые, подъехали многие и шибановские.
— Ундеру тут и делать нечего, — сказал опять Судейкин, обращаясь ко всем.
— Устоит, отпышкается, — сказал кто-то, и Савва обрадовался поддержке.
— Ну? Да ее… не променяю ни на какой трахтур! Ты, Акиндин, молчи, проиграл, дак, пожалуйста, молчи.
— Да что проиграл-то? — послышались голоса. — Судейкин, что ли, проиграл-то?
— Ну!
— Обставила Ундера!
— Дугу хотел выспорить.
— Климовскую?
— А она и обставила.
— Вроде и духу-то в одной ноздре, а гляди?
— Три года, говорят… жеребца бесплатно.
— Ну, Савватей Иванович, молодец.
— За такое дело надо не три, а всю жизнь. Ты тут, Савва, проглядел маленько, надо было спорить на все сезоны.
— Много ли сезонов-то будет? — закричал вдруг мужичок из дальней деревни Усташихи. — Вон афишка-то висит, севодни собранье.
