Павел успокоил заохавшую мать, снял шерстяное полупальто и шапку, повесил у дверей на деревянную вешалку.
— От Васьки-то было письмо?
— Было одно с дороги-то! — запричитала Катерина. — Говорит, что на море везут, а куды — не сказывают. Ты, Верушка, сняла бы катанки-то. Отец, подай девке теплые.
— Девка… — Павел, подбадривая сразу присмиревшую Веру, украдкой охватил ее тонкую сильную поясницу. Это углядела Катерина, засмеялась.
— Ну, еще не наобнимались! Ну-ко, давай садитесь, со Христом. Отец, нечего прохлаждаться.
Данило достал из шкапа четвертинку. Большая сковорода с маслеными блинами, посыпанными заспой, появилась из печи. Павел щипцами наколол сахару.
Не успели выпить по чашке чаю, как к дому подъехали сначала одна подвода, потом другая. Первым послышался в дверях бас шибановского попа. Он еще с порога, не поздоровавшись, спел:
Ой, с маленькой пестерочкой
Ходили по грибы!
— Ну, Николай Иванович, — восхитился Данило — Везучий ты парень, прямо к блинам.
А сосмешалися тропиночкой,
Попали не туды!
Николай Иванович поздоровался, с бабами голосом, с мужчинами за руку.
— Ты, Данило Семенович, не осуди, и ты, Павел Данилович, извини, а я свою кобылу привязал к вашим саням, а в гости пойду к отцу Иринею.
— Да што ты, Николай Иванович! Места хватит, ну-ко, стопочку!
— Не откажусь. Не откажусь, ибо еще в Шибанихе сподобились совокупно с Николай Николаевичем… а вот и сам владыко. Владыко и дево!
— На помин будто сноп на овин! — засмеялась Катерина. — Раздевайтесь.
Микуленок с хохочущей Палашкой вошли в избу. Палашка хваталась за живот, не могла освободиться от смеха.
— Ой, девушки, ой, не выговорить.
— Над чем хохочешь-то?
— А ну ее, — сказал Микуленок. — Сама не знает. Нет, не могу. Сейчас нежелательно.
Председатель Шибановского сельсовета отстранил налитую ему стопку.
— Ну, после собранья заходи! — крикнул вслед ему Данило.
Все посмотрели в окно, оставит ли Микулин лошадь у пачинского крыльца. Лошадь он не оставил, и от этого Палашка мигом перестала смеяться. Но за столом она опять ударилась в смех.
— Ой, унеси водяной, ой, крестная, дай водицы…
— Да что сделалось-то?
Но то, над чем смеялась Палашка, смешным показалось только ей, и если рассказывать, то оказалось бы не смешно. Перед тем как заехать к Пачиным, Микуленок остановил лошадь у лавки. Он хотел купить Палашке гостинец. Палашка сбегала тем временем за амбар, сделала свое короткое дело и выглянула. Нигде никого не было. Перед собранием улица у кооперации опустела. Чья-то немолодая лошадь с пустыми дровнями небыстро бежала вдоль по улице, за дровнями волочилась вожжина. Маленький мужичок из деревни Усташихи, без шапки, растрепанный, тщетно пытался изловить вожжину и все приговаривал: «Ох, подержите, пожалуйста!» Он бежал и приговаривал: «Ох, подержите, пожалуйста!» Но подержать было некому, на улице никого не изладилось. Вид этого растрепанного мужика и рассмешил почему-то Палашку.
